"Сплошная абстрактная живопись, - подумал Струмилин, - только у меня круги двух цветов, а там - десяти. Больше вроде бы разницы никакой нет..."
Он надел очки, осторожно приоткрыл глаза и сразу же зажмурился - так сильно резануло стылой яркостью полярной ночи.
- Сейчас в Москве днем темнее, чем здесь ночью, - сказал Струмилин, осторожно приучая глаза к свету.
- Сейчас, пожалуй, вровень, - заметил Богачев, - всего десять дней до мая осталось.
- Одиннадцать.
Богачев улыбнулся:
- Ну, если одиннадцать, то уже все равно десять.
- Поплюйте через плечо и постучите о дерево, - тихо сказал Струмилин и хитро подмигнул Павлу. - Я научился этому в Испании, под Гвадалахарой, и это здорово помогало мне там...
Струмилин обернулся назад и, посмотрев на Брока, работавшего ключом, хотел спросить, какую дают погоду, но вспомнил, что погоду здесь никто не может дать, потому что вокруг океан.
Привстав на сиденье, Струмилин оглядел небосклон.
- Ого, - сказал он, - что-то на юго-востоке здорово синё.
- Где? - спросил Богачев.
- А вон, видите?
- Вижу.
- Это к сильному ветру.
Богачев закурил и сказал:
- Какое хорошее слово "синё"! Летнее.
- Ну нет, - возразил Морозов, сидевший на откидном сиденье Володи Пьянкова, между Богачевым и Струмилиным, - это, Паша, не летнее, а весеннее слово. Только весной бывает синё вечерами и ранним утром. А особенно у нас, в Ленинграде, в маленьких переулках. Там и дома-то синие ранним утром. Я очень люблю весну, - вздохнул он, - больше всего люблю весну. А последние десять лет не видел ее.
- Почему?
- Все время здесь: с марта по июнь. В этом году хочу постараться закончить все к середине мая, чтобы хоть белые ночи дома встретить.
- Мало вам здесь белых ночей? - спросил Аветисян и, нагнувшись к Струмилину, тронул его за плечо. Струмилин сразу же приподнялся и посмотрел направо, туда, где вдоль по небосклону шла синяя полоска. Сейчас синяя полоска стала фиолетовой и приподнялась надо льдами.
Морозов, Струмилин и Аветисян переглянулись.
- Это к пурге, - сказал Струмилин Павлу, - имейте в виду на будущее: фиолетовый цвет - самый гадкий для нас здесь, в Арктике. Сколько еще нам до места, Геворк?
Аветисян отошел к своему столу, помудрил там с логарифмической линейкой и ответил:
- Тридцать одна минута.
- Благодарю вас. Володя, ну как? Успеем до пурги?
- Успеем.
- Да?
- Пожалуй, успеем.
- Такой ответ сейчас мне больше нравится, - улыбнулся Струмилин.
В кабину заглянул Дубровецкий.
- Летчики-пилоты, бомбы, самолеты, очень что-то здорово стало болтать, - сказал он, - в меня вселяется страх.