- Выселите его, - посоветовал Павел.
- Вам хорошо, вы мужественные, а я весь соткан из видимых миру слез и невидимого миру смеха.
- Это наоборот цитируется, - заметил Павел.
- У Гоголя - да, - согласился Дубровецкий, - но самобичующая правда вот моя походная визитная карточка.
- У вас их всего две? - спросил Морозов, подмигнув Павлу.
- Не понял...
- Что ж тут не понять: одна - походная, другая - стационарная. Одного такого шутника я уже знал.
- Кто же это?
- Двуликий Янус.
- Удар под микитки в шутливом разговоре, - сказал Дубровецкий, подняв указательный палец, как патер, - разрешался только одному человеку...
- Кому же? - спросил Морозов.
- Начальнику отдела сатиры в Мосгосэстраде.
- Квиты, - сказал Морозов, и все засмеялись.
- Подходим, Павел Иванович, - сказал Аветисян.
- Давайте-ка, Паша, - откашлявшись, скомандовал Струмилин, - спустимся и поищем льдинку.
Спускаясь, самолет попал в воздушную яму, и Дубровецкий, стоявший рядом с Морозовым за спинами летчиков, сильно ударился головой о переборки.
- О черт, - сказал он, - не хватало мне только лишиться языка! В Арктике это особенно весело.
- Во-он хорошая льдинка, Павел Иванович, - кивнул головой Павел на большое ледяное поле.
- Слишком хорошая.
- Вы не любите слишком хороших льдин?
- Не люблю.
- Очень хорошая льдинка, - сказал Морозов. - Паша прав...
- Предлагаете сесть?
- Пожалуй, да.
- Дымовую шашку! - скомандовал Струмилин и повел самолет на бреющий полет.
Он долго утюжил льдину, куда дольше, чем ту, с которой ушли два часа тому назад.
- Ладно, - сказал Струмилин, - будем садиться. Люк приготовьте!
У открытого люка стали Морозов и Сарнов. Как только лыжи коснулись льда, они сразу же высунулись, чтобы наблюдать, не появится ли вода. Самолет плавно бежал по льду. Но когда левая лыжа проходила по небольшому сугробу, самолет качнуло, и Морозов, неловко растопырив руки, упал на колени. Сарнов держал тяжелую дверь люка. Он не мог отпустить ее, потому что, отпустив дверь, он сделал бы еще хуже:
Морозова вытолкнуло бы немедленно на лед. А при огромной скорости самолета - это верная и немедленная гибель. Морозов пытался ухватиться пальцами, но его ногти скользили по обшивке, он неуклонно сползал вниз, неуклюже размахивая правой рукой и царапая ногтями по обшивке левой. Все это длилось какую-то долю секунды.
И еще осталась доля секунды до того, как он вывалится на лед и разобьется.
Дубровецкий, сидевший на запасном бензобаке, не то чтобы бросился к Морозову.
Каким-то непонятным, акробатическим движением он вскинул свое грузное тело и, распластавшись, полетел к Морозову. Он плюхнулся рядом с ним, застонал и в самый последний миг успел ухватить Морозова за воротник. Он затащил его в самолет, помог встать, поднялся сам и сказал: