Назаренко показалось тогда, что академик перечеркивает все сделанное им с таким трудом, и бросился в бой. Главным его аргументом был вопрос: «Зачем?» Целесообразно ли перечеркивать достигнутое и начинать практически вновь? И что, наконец, даст подвижность пушки? Свободу маневра. Но зачем она, если уже сегодня они могут повернуть мишень в камере, как им надо?
Борис Евгеньевич сочувственно выслушал горячую и длинную тираду сотрудника. Патон вообще умеет слушать людей с видом, располагающим к горячим выступлениям. Но когда Назаренко произнес: «И потом, какое значение здесь имеют для нас габариты?» — ответил неторопливо, чуть растягивая слова: «Здесь, на земле, никакого. Но вот в космосе...»
Патон еще не знал, какие очертания примет установка для эксперимента на орбите. Но идея уже владела им, и он подготавливал непосредственных исполнителей для ее претворения.
Так Назаренко потерпел второе поражение, которое тоже в итоге обернулось победой. Были у него и в дальнейшем споры с академиком. Иногда оказывалось, что Назаренко в отдельных вопросах прав. Но окончательный счет в этих спорах был в пользу Бориса Евгеньевича. Только теперь, если идея Патона на первых порах не срабатывала и он хмурый уходил из лаборатории, Назаренко говорил: «Борис Евгеньевич, а в этом что-то есть. Будем пробовать».
КИЕВ. ПО ПУТИ В ИЭС
Десять лет назад первокурсник Женя Дейнеко, сын путевого обходчика с маленького разъезда под Житомиром, в огромной аудитории Киевского политехнического института слушал вводную лекцию. Тогда, еле сдерживая ликующее волнение: еще бы — студент прославленного вуза! он вбирал, впитывал в себя слова о трудностях на пути к званию инженера. Он еще не до конца понимал смысл таких выражений, как «преемственность технических традиций», «бережное отношение к творческому поиску», «широкий подход к исследуемой проблеме»... Евгений лишь запоминал все это, чтобы потом, не сразу, а основательно, как был приучен отцом, разобраться, постичь скрытый смысл сказанного. Первокурсникам предстояло одолеть пирамиду премудрости, сложенную лучшими представителями инженерной мысли за многие десятилетия. Это была прекрасная задача, и мир казался светлым. За годы учебы, в потоке зачетов и экзаменов, курсовых проектов и лабораторных работ, во время практики на заводе и в студенческих стройотрядах сверхзадача приобрела налет обыденности. Евгений отлично учился, получал именную стипендию, участвовал в работе студенческого научного общества...
Он и сам не мог сказать, когда зародились сомнения: нужно ли ему становиться «командиром производства» на заводе, как назвал их перед первой практикой декан.