Театр вошёл в мою жизнь через марионеток, которые делал мне папа и показывал их мне и всем моим сверстникам с нашего лестничного пролёта. Дворовые мальчишки редко к нам заходили, но в этом случае они собирались все. Странно, что мне гораздо интереснее было смотреть не на то, что происходит на сцене, а как папа руками шевелит, а они все ручками и ножками двигают. Техника меня интересовала гораздо больше.
Кроме того, дома я о театре слышала бесконечно, о разных спектаклях. Привыкла к театральным фамилиям, о которых шёл разговор. Мама перешивала какие-то костюмы, папа сидел в гриме в разных ролях. Однажды он меня очень напугал, потому что пришёл домой абсолютно лысый, в какой-то генеральской форме. Страшно – чужой человек, а глаза папины. Я тогда разревелась, и родители с величайшим трудом меня успокоили.
На сцене я папу по-настоящему видела один раз. Это было уже незадолго до его конца. По-моему, это где-то в начале 1937 года в Ленинградском театре Радлова118. Был спектакль Гольдони «Слуга двух господ». Папа был приглашён туда как консультант. И, чтобы доставить ему удовольствие, как я понимаю, Радлов ввёл совершенно необязательную интермедию во время чистой перемены. Выходили трое певцов и исполняли итальянские песни.
А в день премьеры, утром, мы проснулись от папиного хрипа. И когда пришли в его комнату, он лежал с кровавой пеной у рта. По-видимому, это было нечто близкое инсульту. Был страшный переполох, вызвали «скорую». Врачи долго с ним возились. Как потом папа рассказал, они не ожидали, что смогут вернуть его к жизни.
Вечером премьера спектакля. А папа – театральный человек. И хотя его роль крошечная, сорвать премьеру он не мог. Ему хоть из гроба встань, а иди. Мама его, конечно, отговаривала. Но он всё же настоял на своём. Мы с мамой поехали с ним. Я не скажу, что он пел плохо, но всё-таки не так, как мог. Мы с мамой его пения практически не слышали. Сидели и думали: «Только бы не упал, только бы допел до конца». Это вот единственный и последний раз, когда я видела его на сцене. В концертах я его видела, он много раз выступал.
И книги… Я выросла среди его книг. Если вы меня спросите, какие были в папиной комнате обои, то я вам не скажу, потому что они были закрыты книгами от пола до потолка. Мои библиотечные сотрудники говорят: «Как не надоело тебе жить среди стеллажей? Вот потому у тебя и астма. Как и чем ты дышишь?» Я говорю: «Вы поймите, что книжная пыль у меня в крови, я с ней родилась, мне она не вредна».
Книг было очень много, они были расставлены по странам, а внутри в алфавитном порядке. Поэтому детские сказки, научные труды, бульварная литература и прочее находилось вместе, если это было у одного автора.