Наконец, и возражения его против объективизма шекспировского искусства не могут опорочить Шекспира: во-первых, есть много искренних и убежденных сторонников такого искусства, которые как раз и указывают на стихийную связь Шекспира с жизнью, а, во-вторых, высокое моральное поучение можно вывести, на поверку, почти из всех пьес Шекспира: «Короля Лира», «Гамлета», «Макбета», «Ричарда III», «Кориолана» и др.
Шекспир не удовлетворяет Л. Н. Толстого как драматург, но это не мешает ему все же оставаться Шекспиром.
Кстати, о театре.
Известный когда-то провинциальный актер Чарский в роли короля Лира, Шаляпин в роли мельника в «Русалке» Даргомыжского, итальянский трагик
Джованни Грассо в итальянской пьесе из народного быта, автора и название которой забыл, И. М. Москвин в роли царя Федора Иоанновича в Художественном театре и Михаил Чехов в роли Хлестакова в том же театре – вот величайшие театральные впечатления за всю мою жизнь. Во всех этих случаях искусство уже переставало быть искусством; таинственным, магическим путем оно переходило в самое жизнь, актер на сцене исчезал и полностью превращался в изображаемое им лицо.
Эта способность, – не только актера, но и автора, и режиссера, и художника, – творить жизнь на сцене – является показателем вневременной, объективной ценности человеческого духа, его не умещающегося в пределах одной жизни значения. Театр съедает актера как человека, но там, где засеяно зерно искусства, и всходы – богатые, незаменимые: тысячи людей проживут с мельником Шаляпина и Федором Иоанновичем Москвина или с королем Лиром Чарского их жизнь, станут оттого богаче и опытнее душою.
В. Розанов говорил, что у актера нет собственного духовного содержания, собственного «я», потому что он все время только изображает других. Бог, по его словам, создавая мир, забыл сотворить актера и, спохватившись, лишь ткнул пальцем в хаос: образовалась дырка. Эта-то дырка, это-то пустое место и есть душа актера. Не имея своего содержания, актер все время старается наполнить эту дырку чужим содержанием… В конце концов, можно сказать, что самого его просто нет.
– Забавная теория эта>95, а пожалуй, все же неправа: должно быть что-то в «дырке», что творит эти воображаемые и изображаемые на сцене жизни. И не лучше ли, вместо атрибута никчемности и пустоты, присвоить актерской душе атрибут универсальности?
Театр – великое порождение человеческой культуры. Не надо «театрализировать» жизнь, превращать жизнь в театр, как советовал Н. Евреинов>96, ибо правдивость и искренность в жизни дороже всего, но нельзя не видеть и того, что, раз нашедши театр, человечество от него уже не откажется. В самом деле, с театром человек живет не раз, а два, и три, и сто и двести раз, удлиняя, таким образом, почти до беспредельности свое короткое существование, – и зачем бы ему от этакого блага отказываться?