В споре с Толстым. На весах жизни (Булгаков) - страница 122

Имеет ли она основание под собой? Едва ли.

Жизнь, а, следовательно, и музыка высокой и сложной души может быть понятна только тем, кто развивался и сам и кто присматривался к другим высоким и сложным душам. Это дается развитием, образованием. Образованием же или, по крайней мере, навыком достигается овладение внешней формой более или менее сложного музыкального произведения, уменье «читать», расшифровывать музыкальные иероглифы. Человек неподготовленный, необразованный не поймет и не усвоит не только произведений Шопена и Бетховена, Глинки и Чайковского, но и любого научного произведения, любой философской книги.

Что же из этого следует? Что надо снижать образование, и общее, и музыкальное? Нет. Правильное решение может быть только одно: надо подымать, распространять образование и общий культурный уровень народа.

В СССР это как раз и делается. И вот что замечательно, – в отношении музыки, по крайней мере: произведения всех тех композиторов, которых Толстой считал «недоступными» народу, – Шумана, Шопена, Бетховена, Моцарта, Баха, Чайковского, Римского-Корсакова и многих других, – украшают программы не только исключительных по своему уровню, столичных, но и народных концертов по всему Союзу. Их включают в себя и широкие, всенародные программы радио. Оказывается, народ и отказываться от прекрасной, глубокой музыки не желает, и понимать ее научился. Не отказывается он и от чудесных песен – плодов коллективного народного творчества. Народная душа все вмещает. Народ стремится все понимать и знать. Он воспитывается на образцах высшей культуры. И, без сомнения, есть уже среди миллионов советских слушателей Шопена и Чайковского такие, которые глубоко понимают и воспринимают их музыку, а со временем таких развитых и музыкальных душ из народа будет еще и еще больше, – неизмеримо больше по сравнению с тем временем, когда великий Толстой мог наслаждаться чудной игрой Гольденвейзера в изящном яснополянском зале, а рядом корпели, подчас при свете лучины, в своих глухих избах темные и невежественные жители деревни. Они и имен-то Шопена и Чайковского никогда не слыхали, – где же им было пытаться понять их произведения?!

Но времена меняются. Революция преобразила лицо земли, изменила народ. Распространила радио, телевизор… В этих измененных условиях ни Шопен, ни Чайковский «забыты» уже быть не могут.

* * *

«Вечный свет в музыке, имя тебе – Моцарт!» – до сих пор помню этот патетический возглас из книги Антона Рубинштейна «Разговор о музыке», читанной мною еще гимназистом, вместе с товарищем, будущим композитором, профессором Московской консерватории Анатолием Александровым.