Регулировать такой обмен должно, однако, опять-таки государство, социалистическое государство, отрицавшееся Толстым.
* * *
Максим Горький рассказывает в воспоминаниях об Александре Блоке, что однажды поэт «заговорил о русской интеллигенции надоевшими словами осуждения», которые показались Горькому «особенно неуместными после революции».
Алексей Максимович не оставил слов Блока без возражения. «Я сказал, – говорит он, – что отрицательное отношение к интеллигенции есть именно чисто “интеллигентское” отношение. Его не мог выработать ни мужик, знающий интеллигента только в лице самоотверженного земского врача или преподобного сельского учителя; его не мог выработать и рабочий, обязанный интеллигенту своим политическим воспитанием. Это отношение ошибочно и вредно… Всегда, ныне и присно наша интеллигенция играла, играет и еще будет играть роль ломовой лошади истории. Неустанной работой своей она подняла пролетариат на высоту революции, небывалой по широте и глубине задач, поставленных ею к немедленному решению»>119.
Л. Н. Толстой, с его скептическим отношением и к интеллигенции, и к революции, пожалуй, не согласился бы с Горьким. Но суждение последнего от этого ничего не потеряло бы в своей убедительности.
* * *
Что касается кучки «толстовской» интеллигенции, то в роковую для родины минуту она оказалась в хвосте истории. Из нашего отвлеченного, холодного к подлинной жизни и ее нуждам спиритуализма народ (под которым мы, как и Толстой, разумели главным образом крестьянство) не мог извлечь для себя ничего спасительного. Ведь он нуждался не столько в душевной помощи (сам Толстой признавал его духовную жизнь высокой), сколько в помощи внешней, конкретной, материальной: заели его кулаки-мироеды, помещики, фабриканты, становые. А мы, горожане-мечтатели, это видели и не видели, понимали и не понимали. «Терпеливо» ждали, пока все само собой, по-толстовски, «образуется», не замечая, что если наше терпение рассчитано на долгий срок, то терпение измученных народных масс уже кончается. И какой-то двусмысленный характер приобретало постоянное восхищение Льва Николаевича терпением трудового народа.
Иной дорогой шла радикальная политическая мысль. Ленин, вспоминая о Белинском (которого он считал одним из предшественников русской социал-демократии), говорил: «Передовая мысль в России… жадно искала правильной революционной теории… Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала». Замечательное наблюдение, – не наблюдение только, а вывод из собственной практики. Ленин в такой же степени, как Белинский, отдал свой мозг на служение народу. Годами готовился он к этому служению, подготовил соратников, целую школу – выступил в нужный момент и победил.