* * *
«Дружба между мужчинами, когда она переходит в известную степень, заключает в себе нечто столь глубокое, возвышенное, идеальное и бесконечно сладостное, чего не достигает никакая иная дружба. Женщин не было на трапезе, когда на закате своей жизни Иисус приобщался с своими учениками и созвал мир на вечный братский пир» (Поль Сабатье)>140.
* * *
Немцы знают цену дружбы.
Сидя в роковые годы Отечественной войны в баварской глуши, в лагере для интернированных советских граждан, развертываю номер «Deutsche Allgemeine Zeitung»>141 от 15 марта 1943 года и читаю статью-балладу Вальтера Бауэра «Друзья мои, где вы…».
Немецкий солдат, на фронте, лунной ночью, вспоминает о своих друзьях и стремится к ним душой. «А, может быть, мы еще сойдемся? – мечтает он: на родине… где-нибудь в поле или в горах, у костра, как бывало? Сойдемся и вспомним о тех, кого уже не будет с нами?»
«…Мы будем молчать и в молчании вспоминать о мертвых. Может быть, нам и удастся остаться живыми. Но кое-кого будет не хватать. И все же мы будем чувствовать себя так, как будто бы их шаги звучат вместе с нашими. Мы разожжем огонь и усядемся молча, с нашими старыми, продымленными трубками, и только пламя, порывающееся к звездам, будет говорить. Мы поймем его слово. Вовсе не надо слов, чтобы призвать мертвых. Они – тут. Они окружают нас, как они были с нами и в жизни. Им это было бы по душе, что мы так сидим и молча вспоминаем о них. Им не надо ни венков, ни похоронных речей, на этот раз – нет. Они хотят только остаться в нас, в нас расти. «Das Jote verwest, der Jote wachst» («Мертвое гниет, мертвый растет»), – сказал старый Гёте, когда ему передали известие о смерти художника Рунге. Вот так должно это быть. В нас, живущих, должны вы расти».
– «Вовсе не надо слов, чтобы призвать мертвых…» Я прочел это и – заплакал… Тоска заключения в лагере-крепости действовала особым образом. Невольно вспомнил я о своих, умерших или навсегда потерянных для меня, друзьях. «Тут ли вы? Да, они – тут».
И что за чудное слово Гёте!..
Рассудок говорил: ты сентиментален, как немец.
А чувство отвечало: и хорошо! и прекрасно! и пусть «как немец»! В том хорошем, что есть у немцев, вовсе не стыдно им уподобляться.
И я снова и снова перечитывал глубокое, прекрасное, процитированное мною здесь заключение статьи-баллады…
Да, немцы, – не напыщенные «наци», а обыкновенные, рядовые юноши-немцы, – знают цену дружбы. И нельзя не уважать их за это.
* * *
В Боге, – разумею высокую, напряженную молитву, сосредоточение душевного внимания на самом дорогом, на самом прекрасном, и никогда не умирающем, – в Боге любящие, даже внешне разлученные, даже разлученные смертью одного из них, опять соединяются. Кто подлинно любил и кто подлинно молился, знают это. Знал это и блаженный Августин, свидетельствующий – в молитве же: