Как-то так мыслил-рассуждал генерал-полковник Дитль, когда к нему в кабинет зашёл начальник узла связи с очередным сообщением из Нарвика. По позициям береговых батарей начала бить крупнокалиберная артиллерия русских. Скорее всего 18-см морские пушки на железнодорожных платформах. Пипец. Нарвик потерян. Можно уже так считать. Русская артиллерия потопила один из бывших в порту эсминцев. Второй, получив одно попадание, свалил в море. Шнелльботы со своими мелкими пукалками и торпедными аппаратами в сухопутном бою бесполезны. Батареи ПВО почти все подавлены, и русская авиация уже начала хозяйничать над портом-базой, помогая своей артиллерии добить береговые укрепления и батареи.
Через пару суток вся армия окажется в положении 36-го корпуса. Пешочком пробираясь по горным дорогам-тропам, без транспорта и тяжёлого вооружения, к оставшимся ещё под контролем портам, в надежде на приказ об эвакуации из этих негостеприимных мест214.
Сделать хоть что-то реально могущее изменить ситуацию… Нечего делать. Остаётся только мечтать. Если бы у русских не было авиации. Если бы была своя. Если бы дивизии в армии были реально мотопехотными215. Если бы в частях был хотя бы двухнедельный запас боеприпасов. Если бы не пришлось понадеявшись на финнов убирать из Рованиеми дивизию. Много этих «если». Толку от их перечисления. Можно развить бурную деятельность, настрочить кучу приказов, можно отдать под суд командиров подразделений допустивших оставление позиций, можно на их место назначить других, можно подробную сводку в Берлин отправить с требованием срочной помощи. Можно. И уже сделано и делается. Только это ни черта не изменит. Русские штурмовики и пикировщики продолжат летать, а боеприпасы в частях не самозародятся, и к Нарвику перебросить больше ничего не удастся. Единственное, из реально необходимого и исполнимого, что было сделано, это приказ об отправке всех военнопленных и остарбайтеров на строительство сухопутных укреплений вокруг портов. Хотя не все концлагеря в портах, а пешим порядком эти русские доходяги в порты добираться будут не один день. Но хоть что-то.
Ночью приходили суицидальные мысли, но доброму католику не пристало думать о самоубийстве216. Разгром-потеря армии – катастрофа для командующего. Хотя на фоне разгрома групп армий «Юг» и «Север», гибель 20-й армии и будет смотреться мелкой неприятностью, но позор никуда не денется. Под суд за это Фюрер вряд ли отдаст, слишком явно предательство финнов фактически открывших для русского удара фланг армии. Но проигрыш, поражение никуда не денутся. Конец карьере. В плен к русским? Увольте. Ещё больший позор при любых раскладах. Остаётся надеяться на чудо.