Глушь и снег. Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне.
Зимняя дорога (декабрь 1826 года)
Или какое неожиданное продолжение лейтмотив зимы получает в сюжете об опричнике — «кромешнике» и массовых казнях при Иване Грозном (описанных Карамзиным) в «Неоконченном стихотворении» Пушкина 1827 года:
Какая ночь! Мороз трескучий,
На небе ни единой тучи;
Как шитый полог, синий свод
Пестреет частыми звездами.
В домах все темно. У ворот
Затворы с тяжкими замками.
Везде покоится народ;
Утих и шум, и крик торговый;
Лишь только лает страж дворовый
Да цепью звонкою гремит.
И вся Москва покойно спит.
27 ноября 1825 года Москва спала спокойно после того, как в учреждениях города завершили присягать императору Константину. 15 декабря москвичи присягали уже императору Николаю. Спокойствие сменялось тревогой. Из Петербурга стали доходить слухи о выступлении на Сенатской площади.
Осень и зиму 1825 года мать Тургенева Варвара Петровна с сыновьями Николаем и Иваном проводила в Москве, в недавно купленной за 70 тысяч рублей у поручика Н. П. Воейкова усадьбе на Самотёке. Под Рождество, 25 декабря, из Петербурга внезапно приезжает (скрывается, бежит из столицы после восстания) отец будущего писателя — герой Бородина Сергей Николаевич Тургенев, и семья возвращается в Спасское-Лутовиново[60].
В русской провинции спасались — искали защиту. И хотя жить в провинции всегда было тяжело, но спасаться — легче. И она спасала, иногда одним только воспоминанием о детстве, проведенном под ее благосклонным покровом.
В Чухломе, куда Варвара Акимовна Каткова с сыновьями Михаилом и Мефодием вынуждена была переехать из Москвы, предпочтя бедности в столице — бедность в провинции, 14 декабря 1825 года закончилась знаменитая на всю Костромскую губернию Екатерининская ярмарка. Время и пространство-событие в столицах и провинции текли с разной скоростью и ритмом.
Из письма Михаила Никифоровича Каткова императору Александру II (1866): «Я родился в один год с Вашим Величеством. Живо помню то время, когда в бедном глухом городке, где я жил ребенком, в церквах приносилась присяга на верность Вашему Августейшему Родителю и Вам как Наследнику Его Престола; живо помню, как в детской душе моей оказалось тогда чувство, в котором ребенок не мог отдать себе отчета, но которое и теперь возобновляется во всей своей индивидуальности, как только я обращусь мыслью к тому времени. Мне почувствовалось, что я призван как-то особенно послужить Вам. Когда я рос ребенком, часто повторялся во мне этот голос, часто в моем детском воображении представлял я себе моего царственного сверстника и мечтал о моей будущей службе Ему»