Воспоминания о моей жизни (Кирико) - страница 41

. Покупателем был житель Гавра, почтенный господин по имени Оливер Сенн. Что касается цены, мне помнится, я назвал секретарю выставки сумму в четыреста франков. А утром, когда я был еще дома, горничная пришла сообщить мне, что со мной желает поговорить некто, представившийся господином Сенном. Я попросил впустить его и таким образом встретился с первым покупателем своей живописи. Вместе с тем он не сразу признался, что желает приобрести одну из моих работ; он сказал, что приезжает в Париж два раза в год посетить галереи и выставки, что очень интересуется живописью и является другом Оттона Фриеза. Он предложил мне вместе позавтракать, я принял его приглашение. За едой он заговорил об Осеннем салоне, сказал, что обратил внимание на мои работы, а также отметил их «оригинальность». Наконец признался, что желает приобрести одну из них, ту, что изображает красную башню, однако цена в четыреста франков превышает его возможности и он просит уступить ее за двести пятьдесят. Первый раз в жизни мне предлагали деньги в обмен на мою живопись, я был весьма тронут и польщен, мгновенно проникшись к господину Сенну симпатией, признав в нем человека очень умного и совсем не похожего на других, я ответил на его предложение согласием; вместе с тем, думаю, что господин Сенн добился бы точно такого же результата, не приглашая меня на завтрак и даже предложив мне меньшую сумму. Читатель, возможно, усмотрит в моих рассуждениях некоторую долю цинизма, и если это так, то он будет не прав. Я не циник и никогда им не был, но, будучи человеком последовательным, наблюдательным, обладая здравым умом, я инстинктивно всегда отрицательно относился к бесполезным вещам. Но вместе с тем не исключена возможность, что господин Сенн, даже предполагая, что я немедленно соглашусь на его предложение, все равно предложил бы составить ему компанию, поскольку ему, вероятно, было приятно провести пару часов с молодым иностранным художником, который к тому же прилично говорил по-французски и писал картины столь отличные от тех, что ему обычно доводилось видеть.



Произошло все это в 1913 году. С тех пор я господина Сенна не видел; лишь много лет спустя, где-то году в 1926-м, приехав в очередной раз в Париж, я услышал, что картина с красной башней выставлена на продажу в галерее на Rue de La Boétie. Между тем интерес к моей живописи, которую я называл метафизической, возрастал. Молодой торговец картинами по имени Поль Гийом, друг Аполлинера, купил у меня несколько работ и даже хотел, чтобы я подписал контракт, позволяющий ему приобретать всю мою продукцию целиком. Уже в те годы в Париже начали прибегать к гнусной практике монополизации художника одним или группой торговцев; вся эта тайная, отвратительная подпольная деятельность поддерживалась безумными выступлениями и статьями продажных критиков. Подобные методы вкупе с рядом других факторов и привели к тому чудовищному упадку, который царит в европейском искусстве сегодня. Разумеется, в ту пору я еще многого не понимал так отчетливо, как сегодня, однако уже тогда как к торговцам картин, так и к критикам я подсознательно испытывал антипатию, даже отвращение. Между тем я видел, что интерес к моим картинам растет, их репродукции печатают в газетах и журналах, меня хвалят. Мне удалось скопить некоторую сумму денег. Я был счастлив. Но грянул роковой 1914 год. Стояло жаркое душное лето. В один день все смешалось, люди, толпящиеся на улицах, расхватывали газеты: убийство в Сараево, война. Огромное напряжение первых дней военного конфликта мы пережили, оставаясь в Париже. Немцы продвигались к столице. Каждый вечер, ближе к закату, отдельные немецкие самолеты планировали над Парижем, сбрасывая листовки с манифестами, призывающими людей к капитуляции. Однажды утром, часов в одиннадцать, я, возвращаясь домой, услышал залп и, решив, что это двенадцатичасовой выстрел из пушки, достал часы, чтобы сверить время. Но тут я увидел куда-то бегущих людей и присоединился к толпе. Самолетом была сброшена бомба, упав на тротуар, она убила пожилого мужчину и раздробила ногу какой-то девочке. Немедленно прибыла медицинская помощь. Слышались проклятия в адрес Бошей, на тротуаре виднелись пятна крови. Решив уехать подальше от Парижа, мы с матерью и братом отправились в Нормандию, в маленький морской курорт