Говорит уверенно, непринуждённо. Такого можно заслушаться и не обратить внимания, насколько нелогичную чушь он несёт.
– А если бы всё-таки это оказался не я, а кто-нибудь высокородный?
– Извинился бы, да завёл новое знакомство, – невозмутимо ответил Чудинов. – Люблю, знаете ли, знакомиться с разными людьми. Беседовать с ними, узнавать что-то новое. Как например, с вашей тётушкой. Знаете, я был приятно удивлён случайной встрече с ней на «Доторском» рынке. И не смог отказать себе в удовольствии, подойти и пообщаться. И скажу я вам, от этой беседы я получил даже больше удовольствия, чем ожидал. Ваша тётушка… Мари… – мужчина с придыханием произнёс её имя, – прекрасная собеседница. Интересная, со своими взглядами. Очень достойная женщина. Не удивлён, что она смогла вырастить чемпиона империи.
Соловьём заливается, Форкх его дери…
На миг я ощутил жгучее желание врезать Чудинову по морде.
Ох уж эти дикие подростковые гормоны…
Но делать я этого, конечно же, не стал. А то побежит ведь жаловаться в надлежащие инстанции. И пусть свидетелей, кроме Вадима и водителя Чудинова (скорее всего, Слуги) нет, слово аристократа в сто крат весомее слова простолюдина. Да и камеры тут на столбах имеются – как-никак элитный квартал Москвы, а не рабочий.
И объектив одной из этих камер как раз смотрит на нас. Да, далековато висит, и качество съёмки будет отвратительным, но…
– Тётя Мари прекрасный человек, – добродушно проговорил я. – И очень красивая женщина. Жду не дождусь, когда она уже обретёт семейное счастье с достойным мужчиной.
– А что, разве достойного мужчины рядом нет? – клюнул Чудинов.
– Ну что вы, конечно, есть, – ещё шире улыбнулся я. – Они проводят много времени вместе, потому я и говорю, что остаётся только ждать закономерного финала.
– Хм… Честно скажу, в наших разговорах Мари не упоминала о наличии такого мужчины. И раз уж они проводят много времени вместе, но до сих пор не пара, вероятно, между ними нет искры? Может быть, кто-то другой окажется более достойным?
Форкх меня дери! Его выражение лица, искреннее участие в голосе… Пожалуй, будь я на самом деле семнадцатилетним парнем, мог бы посчитать, что его слова идут от чистого сердца. Да и сейчас я допускаю вероятность в два процента, что всё, что говорит и делает Чудинов – правда, а не хитрый ход Канцлера и его людей.
Правда, повышенная критичность – это моё привычное состояние. Я редко во что-то верю на сто процентов, иначе взгляд затуманивается.
Улыбнувшись, я сделал полшага влево, чтобы сильнее перекрыть Чудинова от «взора» ближайшей камеры.