Толстой, как напоминает Б. Эйхенбаум, не всегда одинаково относился к Пушкину. Прозу его он ставил гораздо выше стихов. Однажды он сказал Лазурскому:
— Первый наш поэт Тютчев, потом Лермонтов, потом Пушкин…
С этой оценкой едва ли можно согласиться. Но замечательно, что Толстой назвал Тютчева первым русским поэтом, добавив, что «без него нельзя жить», в годы, когда того считали второстепенным, слегка устарелым стихотворцем. Теперь сравнение Тютчева с Пушкиным или Лермонтовым никого не удивит. Но полвека тому назад нужно было обладать очень большой прозорливостью, чтобы Тютчева выделить, и одна эта фраза опровергает ходячее мнение, будто Толстой «ничего не понимал в стихах».
С неизменным восхищением Толстой отзывался о «Евгении Онегине», в противоположность другим пушкинским поэмам, которых не любил. Из стихов особенно ценил «Воспоминание» («Когда для смертного умолкнет шумный день»). Эйхенбаум справедливо говорит, что это «самое толстовское» стихотворение Пушкина. Напомню, что это же «Воспоминание» выделял у Пушкина и Некрасов, причем обоих особенно волновали последние строки:
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не снимаю.
Толстой хотел заменить слово «печальных» словом «постыдных», в соответствии со своими поздними настроениями.
Очень часто Толстой отзывался о Пушкине холодно или неодобрительно только потому, что его раздражали поклонники поэта с их «культом изящного». Но о нем самом он сказал, — как записано у Софьи Андреевны: — «многому я учусь у Пушкина, он мой отец и у него надо учиться».
Это не случайные слова. Анализ «Анны Карениной» позволяет установить, что в самом замысле этого романа есть влияние Пушкина. Эйхенбаум довольно основательно предполагает, что даже самое заглавие книги — имя и фамилия — есть «как бы ответ на заглавие пушкинского романа». В дневниках Софьи Андреевны можно найти указания, что во время работы над «Анной Карениной» Толстой Пушкина читал. В 1873 году он писал П. Д. Голохвастову: «Сделайте мне дружбу, прочтите все повести Белкина! Их надо изучать и изучать каждому писателю. Я на днях это делал и не могу вам передать того благодетельного влияния, которое имело на меня это чтение».
Но родство Анны с Татьяной — тема слишком интересная и сложная, чтобы ее скомкать. К замечаниям Эйхенбаума хочется добавить многое. Отложим беседу до следующего раза.
Если бы даже нельзя было найти никаких указаний на зависимость «Анны Карениной» от «Евгения Онегина», связь все же была бы несомненной.
Но указаний много.
О том, что именно во время работы над «Анной Карениной» Толстой назвал Пушкина «своим отцом», упомянуто было в прошлый раз.