«Последние новости». 1936–1940 (Адамович) - страница 208

«Пристукнуло» Даринку, пристукнуло и его, Виктора Алексеевича Вейденгаммера, типичнейшего русского интеллигента, увлекающегося, словоохотливого, добродушного, мечтателя и скептика.

— Я вдруг ясно в себе услышал: «не уходи!». Никакого там голоса… и жалость! Передалось мне душевное томление жавшейся робко на скамейке, на уголку.

Встреча — неслучайна. В ней с самого начала раскрывается смысл названия, данного роману: все в этой простой и трагической любовной истории свершается по «путям небесным», по небесному плану, в неведомых нам таинственных и высоких целях. Даринка прямо с бульвара пошла в Страстной монастырь, где, вероятно, и осталась бы навсегда, если бы Виктор Алексеевич не понял, что без нее он не может больше жить. Из монастыря он ее похищает, хотя женат, хотя для Даринки не только такой побег, но и самое невинное приключение представляется смертным грехом. Виктор Алексеевич счастлив, счастлива и она, не смея сама себе в этом признаться, рыдая перед иконами, предчувствуя страшные кары за свое отступничество… Кара близка, но похожа с первого взгляда на еще большее счастье. В Москву приезжает на бега приятель Виктора Алексеевича, гвардейский гусар Дима Вагаев. Что в сравнении с ним мешковатый, безличный Вейденгаммер, пресный в бесконечных своих речах, скучно-восторженный в непрерывных лихорадочных признаниях? Вагаев блестящ и неотразим. У него репутация первого столичного волокиты, а на Даринку он смотрит, как раб, как рыцарь, как пес, не разберешь, в конце концов, как кто… Сцена на бегах отчетливо напоминает уж не «Грозу», а знаменитые скачки в «Анне Карениной»: Даринка, подобно Анне, выдает себя волнением и криком. Но до чего различны развязки! Нет, шмелевская героиня не бросит человека, которого давно разлюбила, нет, она не отдастся страсти, как бы та ни томила и ни терзала ее, как бы ни звал ее к грешному и сладкому земному блаженству обаятельный, умный, ласковый, в первый раз в жизни действительно полюбивший Дима Вагаев.

Он читает ей Пушкина.

Я знаю, век уж мой измерен,
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я.

Она мысленно отвечает ему из «Онегина» же: «Я другому отдана, я буду век ему верна»… Мысленно, потому что с Димой она почти не разговаривает. Не то чтобы случая не представилось, нет, но таков уж весь ее склад и стиль: молчание, взгляды, короткие обрывистые фразы, вздохи и слезы, слезы в любой момент и по любому поводу. Виктор Алексеевич может ей изменить, поддавшись случайному увлечению, — это ничего, она поймет, она простит, спасет и себя и его. Все в руках Всевышнего. Бог даст ей силы и отвергнуть Диму, отказаться от счастья, Дима, как Вронский, отправится на турецкий фронт, ища забвения и смерти. А для Даринки начнется та подвижническая жизнь в миру, в которой обретет она наконец желанный покой.