Уважают, по-видимому, Шолохова. Характерны ссылки на него, характерно стремление поставить его в пример молодежи… Шолохов живет в провинции, не ищет рекламы, не выступает каждую неделю на митингах с очередными протестами или панегириками. Шолохов пишет, и в этом видит свое главное назначение. Пишет он, может быть, и не так блестяще, как Алексей Толстой, например, но он иначе ведет себя, и престиж его в советской России, несомненно, много выше. Уважением был окружен и Островский. С ним, может быть, не во всем соглашались, но ему верили. Сейчас обнародовано большое количество писем, полученных Островским после выхода романа «Как закалялась сталь» со всех концов России. Едва ли другие советские авторы могут такими письмами похвастаться. Думаю, что послания эти сыграли известную роль в укреплении того постоянного, приподнятого настроения, в котором Островский прожил свои последние годы. Он был счастлив общим вниманием, и в ответ везде видел одно только хорошее. Интриги, глухое соперничество, вражда, обычная атмосфера литературной среды — все это до него не доходило. Он принимал лишь друзей, им, вероятно, восхищавшихся. В ответ ему хотелось быть еще более мужественным в презрении к смертельной болезни — и в равнодушии к самому себе. Удалось ли это ему в полной мере? По чужим отзывам судить трудно. Но если есть люди, которые от похвал и окружающего их благоволения слабеют и размякают, то есть и другие, — пожалуй, лучшие по природе, — которые в такой обстановке мало-помалу крепнут. Островский, по-видимому, был из их числа. Он стал «героем» — потому что был в стремлении к героизму поддержан. Уйдя в себя, не имея никакой возможности действительно общаться с миром, никого не видя, в глубочайшем своем одиночестве он мысленно создал представление о действительном братстве и действительной заботе всех о всех, о каком-то подлинном трудовом райском царстве, справедливом и праведном, и этим представлением жил. Царство было «сублимацией» царства советского… Нечего, однако, удивляться, что даже при такой окраске оно многим пришлось по сердцу: революция, какие бы разочарования она ни вызвала, оставила все-таки в сердцах неизгладимый след! То, к чему она шла, осталось многим дорого. То, о чем она мечтала, осталось для многих мечтой. Островский и книгами своими, и, особенно, своей личностью всколыхнул угасающие воспоминания. Была во всем, что он говорил, бездна наивности, ощутимая даже стилистически, по самому складу и составу слов, но было и кое-что «выстраданное».
Надо взглянуть на портрет его, чтобы понять это. Изможденное аскетическое лицо, впалые глаза, «кудри», не волосы, а именно кудри… Станкевич! — заметил кто-то, посмотрев на него. Не помню, каков был на самом деле физический облик Станкевича, — но мог бы быть и таким: соответствие — несомненно! Ну а вот что этот советский идеалист писал, например, своей жене за полгода до смерти: