Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры (Финли) - страница 151
«Идем, идем!» – закричали мальчишки, которым не терпелось показать меня всей деревне, так что мы двинулись по тропинке, а мальчишка энергично распевал: «Где гвала?»
Мирзапур – не особо богатый город, но его нельзя назвать и ужасающе бедным: люди жили в простых домах, к которым вели чисто подметенные дорожки, вокруг простирались ухоженные поля. Пока мы шли, к нам присоединялись люди, из соседнего дома кто-то принес мне стул, и меня попросили снова рассказать историю о пиури. Я как раз дошла до манговых листьев, толпа разрослась до сотни человек, как вдруг наступила непонятная тишина, и я увидела, что к нам приближается очень обаятельный, заразительно улыбающийся молодой человек. Он ехал на трехколесном велосипеде, переделанном в инвалидное кресло. Его колени были прикреплены к креслу маленькими металлическими щитками, он катил велосипед руками, а его двое друзей помогали ему. Вот еще один красивый молодой инвалид из Мирзапура. Он представился как Раджив Кумат, было очевидно, что люди прислушиваются к нему. Итак, мне снова пришлось излагать историю про коров и листья манго, но теперь мне было проще, потому что я знала слово на хинди, означающее лист. А затем наступил момент истины. Корова плюс лист манго плюс… Я вытащила ведро, затем изобразила, что присела на корточки, и издала звук «ш-ш-ш». «Дудх?» – спросил один из мальчиков, употребив слово, обозначающее молоко. «Э-э… нет», – сказала я и с большим энтузиазмом произнесла свое «ш-ш-ш». Недоверчивые взгляды метались между бабушками в сари и молодыми женщинами с младенцами на руках. Даже маленькие мальчишки Мирзапура не могли поверить, что улыбающаяся незнакомка может так неприлично себя вести. Затем в тишине раздался взрыв звонкого смеха. Раджив Кумат весело захохотал, и вслед за ним захохотала вся деревня.
Корова или буйвол?
«Итак, – резюмировал он, – в 1900 году (он указал на дату, которую я записала в блокноте) люди делали желтую краску из этого плюс этого плюс этого?» – он указал на фотографии. «Да», – ответила я. «Где?» – спросил он. «Здесь, в Мирзапуре». Он спросил, где еще это делали. «Только в Мирзапуре и больше нигде в Индии», – сказала я, и мы захлебнулись смехом от абсолютной нелепости всего этого. «Краска называется монгир-пиури, – добавила я, – ее перевозили из Мирзапура в Монгир, а затем из Калькутты в Англию». К этому времени у нас обоих текли слезы от смеха. Раджив обратился к толпе, но даже старики не кивнули, показывая, что не помнят ничего подобного. Если пиури когда-либо и делали в Монгире, то к XXI веку об этом уже никто ничего не помнил.