Питер вздрогнул: оказывается, Джейд с Сэмюэлом уже заперли будку и стояли рядом с ним.
Джейд держала в руках всё, что осталось от их провианта. Мешочек кукурузной муки, три пачки галет, полпакетика сушёных яблок, маленькая банка тушёнки.
– Нам это не понадобится, – сказала Джейд. – А тебе – да.
Питер принял дары с благодарным кивком. Он вообще не подумал о еде, но теперь вспомнил, как отец перед их отъездом выбросил из дома всё съестное до последней крошки. Чтобы не оставлять приманок для мышей, сказал он.
Сэмюэл ковырнул землю носком сапога.
– Ну, прощаемся.
– Но ненадолго, – добавила Джейд. – Мы же скоро встретимся. Через неделю или вроде того. У фабрики.
– Конечно. – Питер отвернулся: так легче было врать. – Через неделю или вроде того.
Они взвалили на плечи рюкзаки, и Питер проводил их до перекрёстка. Он увидел, как Джейд взяла Сэмюэла за руку, – и вот они уже они, а он совсем один.
Но ведь я этого и хотел, напомнил он себе.
И всё же ему вдруг стало по-настоящему холодно, как будто ледяной ветер задул за воротник.
– Эй! – окликнул он их. – Весёлой свадьбы!
Они обернулись и помахали ему.
– Запомни! – крикнула Джейд. – Берегись лучика!
Он её нашёл.
Он не мог её увидеть из-за брызг. Он не мог её услышать из-за рёва воды. Он не мог её учуять из-за буйных, щедрых запахов вырвавшейся на волю реки. Он нашёл её чувством, которому не было названия, но оно было глубже остальных чувств, и оно говорило: Дочь. Там.
«Там» означало дерево. Столетнее дерево, насквозь изъеденное червями-древоточцами. Буря вырвала его с корнями милей выше по течению, швырнула в воду, и оно проволоклось по гранитным порогам и застряло, полузатопленное, у их подножия.
А теперь в путанице его корней застряла очень маленькая лиска.
Пакс стоял на мелководье, в струях мчащейся воды. Его дочь свисала вниз головой, совсем близко – но не дотянуться. Он лаял и лаял, от радости и от страха за неё. Какое-то мгновение она висела безжизненно, словно пустая шкурка. А потом открыла глаза.
Пакс снова залаял, теперь уже от чистой радости. Он скакал – брызги летели во все стороны, – крутился под дочерью, примеривался. Сразу за мелководьем поток опять ревел, разбиваясь о зазубренный камень. Если он промахнётся, вода унесёт их обоих.
Он не промахнётся.
Он прыгнул, повис в корнях – на один миг, ровно столько ему понадобилось, чтобы рывком выдернуть дочь. Спрыгнул на мелководье, держа её в зубах, и вытащил из воды.
Он бережно опустил её на травяной холмик и сам улёгся, обвился вокруг, заверяя её, что всё хорошо, она в безопасности. И это была правда. Дочь насквозь промокла, обессилела, но крови нигде не было, и ноги, похоже, остались целы.