Питер прикинул, где примерно могла стоять эта койка, и сел на землю.
Почти весь тот час отец просил прощения. За многое. Питера это так потрясло, что он пропустил мимо ушей целую кучу извинений и сожалений. Но последнее он запомнил: «Жаль, что я заставил тебя бросить этого твоего лиса на обочине, в опасном месте. Прости. Наверняка можно было придумать что-нибудь получше».
В ответ Питер сказал, что нашёл Пакса тут же, на вершине холма. И сам его отпустил. Что было правдой. А потом он сказал: «Короче, всё нормально, ничего страшного». Что было враньём.
А потом он собрался с духом и выложил отцу самое трудное: он не собирается возвращаться к деду. Он останется до конца войны в другом месте, где ему лучше. «Она мне не семья, но у меня такое чувство… в общем, как будто я там, где должен быть».
Отец, на удивление, не рассердился. «Вот и ладно. Если тебе с ней надёжно и спокойно – значит, вполне семья».
В этих словах было что-то знакомое, словно они уже звучали – только у Питера не было времени вспоминать, где и когда. Потому что как раз в тот момент отец пообещал, что, когда война кончится, всё будет по-другому. «Я стану тебе хорошим отцом. Не как раньше».
Ответ вырвался сам собой: «Ты и был хорошим отцом». Что было одновременно и правдой, и враньём.
Он и сейчас ясно, как наяву, видел перед собой отцовское лицо: короткая армейская стрижка, на щеке порез от бритвы, в глазах мольба, которая после ответа Питера сменилась облегчением. Это была их последняя встреча. Питер был рад, что она закончилась так. Что отец почувствовал себя прощённым.
Питер встал и зашагал дальше, вверх по склону. Наверху он отыскал среди деревьев поляну, куда год назад привёл его Пакс.
Здесь Питер обратил в бегство двух койотов, которые загнали на дерево ту лисицу. И здесь он отпустил Пакса навсегда.
Он сел и привалился к амбровому дереву, росшему в центре поляны.
Какая из двух последних встреч далась ему тяжелее? С отцом, когда он не знал, что она последняя? Или с Паксом – когда знал?
Он оглядел можжевеловые кусты на краю поляны, отыскал точное место, куда метнул тогда солдатика – метнул не так, как в первый раз, а с ощущением, что Пакс всё понимает. И не было дня, когда Питер не спрашивал бы себя, правильно ли он поступил, отправив Пакса в безжалостную дикую природу – в жизнь, которая была ему уготована, но к которой сам он готов не был. К той лисице с обгорелым хвостом.
Если бы только знать, что у Пакса всё хорошо.
Питер вытер глаза. Всё, хватит с него воспоминаний. Для одного дня довольно. Он прошёл через это горе. И, может быть, уже сделал несколько шагов обратно.