— Ничего не говори. Смотри и радуйся.
— Спасибо. А теперь рассказывай! Твое письмо чертовски интересное.
Они садятся у раскрытого окна. Ингрид старается воссоздать образ города в вечерних сумерках. Теперь она уже вместе с Юргеном бродит по его улочкам и площадям, мечтает на крепостных лестницах, размышляет на острове Кампа, у картин в Национальном театре…
Неожиданно она прерывает рассказ и смеется:
— Представь себе, один чудак с ходу сделал мне предложение. Обещал всю жизнь носить на руках. Юрист на дипломатической службе… Но я не хочу, чтобы меня носили на руках. Не знаю, поймешь ли ты. Я хочу чувствовать руки, но они не должны носить меня. Я должна их ощущать рядом, как и он мои. Понимаешь, о чем я говорю?
Она задает вопрос, однако не ждет ответа. Она пытается нарисовать словесный портрет суженого, пока Юрген шутливо не перебивает ее:
— По-моему, ты ищешь идеального мужчину.
Ингрид подходит к окну и выглядывает. Темнеет, лишь на горизонте еще остается желтая полоса заката. Вечерний ветер колышет занавески.
— Что значит «идеального»? — переспрашивает она. — Нет, мне идеал не нужен. Я для этого слишком нормальный, земной человек. Может, я люблю кого-то, хотя он об этом и не знает. А любить видение — это не для меня.
И снова Юргену хочется обнять ее, спросить, кто же тот человек, которого она любит и который не догадывается о ее чувствах, но у него не хватает решимости.
— Ты хотела показать свои наброски, — напоминает он.
— Не теперь. На сегодня довольно.
— Тогда я пойду, уже поздно.
В ней просыпается злость:
— Конечно, иди! Я и забыла, что солдат должен являться к отбою.
Ингрид подходит к двери, включает свет, который слишком ярок и слепит.
Юрген щурится.
— Да, мне следует возвращаться к отбою, хотя мою вечернюю зорю еще не трубят. В отличие от тебя я не должен забывать об этом.
— И последнее слово тоже должно оставаться за солдатом? — спрашивает она примирительным тоном.
Он подает ей руку:
— Если оно у него есть, то да…
Уже в дверях Юрген как бы ненароком бросает:
— Что подумают Холлеры, увидя, как в полночь от тебя уходит пограничник?
— Что подумают фрау Ирена и ее муж, меня мало интересует, а старый Юпп подумает то, что надо. Между прочим, это моя квартира и речь идет о моей репутации. Так что ты не беспокойся.
Юрген направляется к казарме, но возвращается и идет через луг к реке. Все объято ночной тишиной. Лишь трава шуршит под его ногами, да время от времени над ним кружатся какие-то мошки. Юрген отыскивает в темноте ствол поваленной ивы, усаживается, прислушивается к бормотанию воды. Звезды мерцают в ней — неподвижно в заводи и приплясывая там, где течение побыстрее.