— Ну а что будет, если школьное начальство переведет тебя в другой район?
— Отец, ты теоретизируешь, что было бы, если… С какой стати меня станут куда-то переводить?
— Может, тебя удерживают здесь, ну, скажем, личные привязанности?
— Нет, отец, дело совсем в другом. Не знаю, сумеешь ли ты это понять, ведь у тебя иная жизнь… Здесь, в деревне, все на виду, здесь все друг друга знают, и если желают доброго утра или спокойной ночи, то уж от чистого сердца. А в городе? Соседи, живущие годами на одной лестничной клетке, нередко остаются незнакомыми.
— Не так давно ты рассуждала по-другому, — возражает Макс Фрайкамп.
— Согласна, отец. Но люди иногда осуждают то, что они недостаточно хорошо знают.
— Что ж, тогда не спеши принимать решение. Я не жду от тебя ответа сегодня, по крайней мере окончательного.
Они засиживаются за полночь, а потом Ингрид долго не может заснуть. В памяти всплывают воспоминания о годах учебы, о домашних спорах — как следует начинать самостоятельную жизнь…
Ингрид понимает, что принадлежит к числу женщин, которые знают себе цену. Здесь, в деревне, она учительница — конечно, не самая главная фигура, но и не последняя. А в Праге? Там она прежде всего будет дочерью дипломата. Что это значит — она испытала еще в школе. Отец в ту пору работал в министерстве. Когда речь заходила о нем, все мгновенно замолкали, и ей, помнится, это нравилось.
В годы студенчества — Макс Фрайкамп к этому времени был переведен на дипломатическую работу — это ее уже тяготило. Ее не по заслугам выдвигали, по серьезным поводам и пустячным она выступала с речами, хотя другие умели делать это гораздо лучше. Пришлось пройти и через это. Распределение далось ей тяжело. Большинство сокурсников выбрали место работы в городе, и мало кто хотел ехать в деревню. Профессора и доценты агитировали в поте лица: мол, будьте благоразумны, молодые коллеги, республика состоит не из одних городов, а ваши представления о деревне совершенно не соответствуют действительности.
Какие только отговорки в ту пору не выдвигались: у кого-то мать больна и находится на его попечении; у кого-то невеста не там, куда его собираются распределить. Были и такие выпускницы, которые уверяли, что выходят замуж, а будущий муж не может с ней ехать, так как ему пришлось бы расстаться с профессией. Нельзя же разрушать молодую семью. Ведь еще Энгельс сказал, что семья основная ячейка государства. А были и такие, кто даже предлогов не искал. Не поеду, и все. В конце концов, наша конституция гарантирует свободный выбор работы.
В этой суматохе об Ингрид будто забыли, никто ни о чем ее не спрашивал. Но наступил момент, когда нарочитое невнимание к ней было замечено большинством присутствующих, и это еще больше накалило обстановку. Тогда она встала: