Уилсон повторил вопрос:
— Я спросил, вы когда-нибудь встречались с Банни Макгэрри?
— Разумеется, нет, раз я еще жив, не так ли?
— А могу я узнать, какая информация, которой вы располагаете, заставляет вас думать, будто мистер Макгэрри является главным подозреваемым?
— А что, разве нет?
— Нет, я…
— Как это характерно! Крейг Блейк мертв. Джон Бэйлор мертв. Маркус Пенроуз и мой добрый друг Джером Хартиган только что погибли ужасной смертью на глазах у всего мира, и, если бы не чудо, я бы тоже был мертв! И после этого вас волнует только одно: как я узнал имя человека, пытающегося меня прикончить? Я вас правильно понимаю?
Уилсон опустил взгляд в свои записи, чтобы немного успокоиться. Допрашивать мистера Мэлони было чудовищно сложно. Им пришлось едва ли не арестовать его, чтобы заставить дать показания, и даже тогда он согласился говорить лишь в присутствии своего шофера под предлогом, что в заговор против него может быть вовлечена вся «Гарда Шихана». Уилсон был бы рад признать Мэлони сумасшедшим параноиком и отпустить восвояси, если бы только что его не пытались убить.
Уилсон посмотрел на водителя, сидевшего позади своего босса, и уже не в первый раз изумился тому, что этот человек, похоже, находил ситуацию забавной. Мужчина сидел в небрежной позе, слегка развалясь на стуле, — словно в приемной у врача, а не в комнате для допросов. Звонить адвокату Мэлони отказался, сославшись на то, что единственного, кому он доверял, только что взорвали.
— Вы знаете, в чем проблема этой страны? — спросил вдруг Мэлони.
Уилсона так и подмывало попросить вернуться к теме разговора, но потом он вспомнил, как детектив-инспектор Джимми Стюарт — его старший наставник — сказал во время одной из теперь уже регулярных бесед: «Всегда позволяй гражданам свободно говорить, потому что часто они рассказывают больше, чем хотели бы сами».
— Нет, — ответил Уилсон. — И что не так с этой страной?
Мэлони вытянул вперед коротенький пухлый палец.
— Ненависть к амбициозным людям — вот что. Стоит только взяться за какое-нибудь сложное дело, как всякие бездельники начинают тебя презрительно обсуждать. Ничто не раздражает их больше, чем чужие амбиции. А ведь весь этот мир строился теми, кто не боялся авантюр!
— Значит, «Жаворонок» был авантюрой?
С точки зрения ведения допроса Уилсон не должен был задавать этот вопрос. Но он его задал, и, надо признать, лишь потому, что Мэлони — несмотря на ситуацию, в которой оказался, — очень ему не нравился. День и без того выдался хуже некуда. Мало того что его родной город разносили вандалы и на глазах Уилсона взорвался дом, так еще и постоянно повторяемые намеки Мэлони на бездарность полиции действовали ему на нервы.