Он не заметил, как начался подъем, и опомнился, лишь когда деревья впереди развиднелись и под ноги откуда-то вынырнула тропа. Петляя, как напуганный заяц, она повела волхва и князя по каменистому склону невесть откуда взявшейся покрытой лесом горы.
— Где мы, старче? — воскликнул Будимир, когда стена леса расступилась перед ним, открыв почти лишенную растительности макушку горы. Только несколько кустов торчало среди валунов.
Волхв бросил быстрый взгляд через плечо.
— Иди не оглядывайся, — проворчал он.
Тропа уверенно взбиралась вверх, и Будимиру ничего не осталось, как последовать за проводником. Поднявшись на гору, он огляделся — и ахнул.
Если он не ошибался, слева должен был виден берег Нево-озера, на котором стоял его стольный град, а чуть позади леса и вовсе расступались, открывая покосы и пашни вдоль реки Мутной. Но сейчас, сколько хватало глаз, вокруг расстилалась только чаща. Казалось, дремучий бор захватил весь мир.
Изменилось и небо — темные облака покрыли его от края до края, и какая-то серая дымка, словно осенний мелкий дождь-сеянец, висела в воздухе: туман или вечерний сумрак?
— Чего встал? — послышался оклик волхва. Старец стоял меж двух гладкобоких валунов, за его спиной открывался черный провал пещеры. — Ступай следом!
Идти назад смысла не было — какое-то тайное чувство говорило ему, что к дружине он без помощи волхва не выберется. Вздохнув, Будимир шагнул в пещеру.
Узкий и такой низкий, что приходилось сгибаться вдвое, ход повел круто вниз. Держась руками за стены, Будимир спускался наугад, только догадываясь, что впереди идет старый волхв.
Неожиданно старик отступил назад, и князь оказался на пороге небольшой округлой норы-пещеры.
Все было заполнено едким, удушливым дымом, от которого он сразу закашлялся. Прямо на полу, в углублении, горел костер, над которым висел небольшой котел с кипящей водой. От нее исходил пряный, дурманящий аромат. Вздохнув пару раз, Будимир почувствовал головокружение.
Его толкнули в спину — старый волхв удивительным образом оказался сзади. Ноги сами поднесли тело к огню. От едкого дыма из глаз хлынули слезы.
— Зри! — послышался строгий приказ. — Ныне провидишь!..
Отерев обильно струящиеся из глаз слезы, Будимир послушно взглянул.
Вода в котле бурлила, струйки пара поднимались с поверхности, застилая взор. Но вот словно невидимая рука отвела их прочь — и на князя глянул глубокий беспросветный мрак. Не сразу в глубине развиднелось и проступили до боли знакомые черты…
Стены Ладоги, местами порушенные, стояли на своем месте. Город жил как почетный пленник, которого за доблесть жаль убить, но и миловать нельзя. Казалось, даже издалека до дружины доносился плач жен и детей.