— Всех не всех, а для начала думаем построить комплекс тысячи на три. А там видно будет.
— Однако што-то худо делаете. На одном месте овцы всю траву выбьют, потом землей кормить будете?
— В комсомольско-молодежной бригаде пять отар. Тоже думали, ничего не получится. А ведь хватило кормов на всех овец.
Дашибал помолчал, а когда задал очередной вопрос, Алексей не ответил, он уже спал крепким сном. Старик встал, не спеша постелил попону, вместо подушки положил седло, лег и накрылся серой, выгоревшей на солнце курткой. И долго его еще мучили беспокойные думы.
Алексей проснулся рано. В пади было еще сумрачно, а вершины гор, освещенные первыми лучами солнца, светились точно гигантские купола. За долиной тянулся высокий хребет, густо заросший лиственными и кедровыми лесами. На крутой покоти из лохматой зелени выпирали скалы причудливых форм: одни походили на столбы, другие — на развалины старинных крепостных стен, третьи — на гигантских лесных животных. А одна из скал, ближе к подножью, стояла на синеватой каменной осыпи, точно на лужайке, и походила на высокую арку, под которой могла проехать тройка лошадей. Это были ворота, или сердце Алханая. К воротам по склону вилась дорожка. Все эти скалы в утренних лучах светились разными цветами.
— Надо же было природе создать такое чудо, — восхищался Алексей.
Дашибал курил возле костра трубку в серебристой оправе. С прищуром посмотрел на хребет.
— Осенью, когда лист желтеть начнет, здесь еще лучше.
Совсем рядом голосисто закуковала кукушка.
— Пожить бы здесь с недельку, — мечтательно проговорил Алексей.
— Иди ко мне в помощники.
— С великим бы удовольствием пошел. Да земля не отпускает.
Позавтракав, Алексей поехал домой. По пути он решил посмотреть хлеба. После крепкого сна Алексей чувствовал прилив сил, и жизнь ему уж не казалась такой мрачной и безысходной.
У Крутого лога на краю поля он увидел автомашину и человека. Алексей подрулил к нему. В хлебах стоял главный агроном из Ключевской Матвей Александрович Дремин. Ему было лет сорок. Алексей давно его знал. Дремин был не очень-то разговорчив, держался всегда особняком, но дело свое знал превосходно.
— Сосед? Что это тебя занесло на наши поля?
— Ездил, смотрел твою безотвальную обработку.
— Ну, и как?
— А ведь хлеб-то только у тебя одного будет.
— Это ты уж, Матвей Александрович, перехвалил.
— Бери, паря, меня к себе. Соскучился я по настоящему делу.
— Ты в своем уме?
— К сожалению, в своем.
На крупное мясистое лицо Дремина набежала тень.
— А Неделин отпустит?
— Уже отпустил. Только попросил написать, что ухожу я не по его вине, а по собственному желанию.