— Случайным ветром занесло. Кончил десятилетку. В армии отслужил, на подводке плавал. И решил белый свет поглядеть. Сел за баранку МАЗа и — на северные трассы. Все перепробовал: наледи, пустоледы, не раз в пятидесятиградусные морозы спасал свою грешную душу у костров. Зарабатывал хорошо.
Потом взял курс на рудник. Возил руду. Кутил с друзьями. Надоело. И отправился я с геологами в дальнее плавание по Забайкалью. Как-то встали на якорь за селом у реки Урюмки. И вот однажды выхожу я из своей полотняной каюты. Солнце всходит. На траве роса. Птицы поют. Благодать! Детство вспомнил. И жалко мне себя стало. Живу как перекати-поле, несет меня, куда ветер подует. А тут машина подъезжает, полный кузов девчат.
— Эй, Князь, айда к нам. С ветерком прокатим, медовым запахом трав угостим.
— И что со мной случилось, не знаю, только закачалась подо мной степь, как палуба. Стою, как хмельной. Кажется, отца вспомнил: он до сих пор со слезами на глазах на землю смотрит, вину перед ней чувствует. Закинул я вещмешок в кузов, спальник и — на луга с девчатами, сено косить. Так вот и застрял в этой гавани.
— Тракторист?
— Как видите, а еще шофер и комбайнер.
— Женат?
— Пока не потерял рассудок.
— Это интересно.
— Насмотрелся я на эти семейные жизни. Дурачье мужики.
Алексей усмехнулся. Федор ему все больше нравился. Верно, в чем-то он рисовался, но что поделаешь, молодость, у нее свои права на жизнь.
— Значит, рассердились на женщин. Ничего, на свою наткнетесь, другое запоете.
Ветер отбросил снег. Впереди показался домик, за ним длинная кошара, катон. Навстречу трактору с лаем бросился огромный пес. На крыльце появился высокий, плечистый богатырь. Алексей выскочил из кабины и подошел к крыльцу.
— Батомунко ахай[9], здравствуйте.
Батомунко несколько секунд был в замешательстве. Наконец его крупное лицо с белой щетиной озарила радость.
— Алеша…
Под свист и вой ветра он обнял Алексея. Потом распахнул дверь и, прихрамывая на правую ногу, вошел в дом.
— Чимит, да ты посмотри, кого к нам шурган принес.
— Сын мой…
И Чимит прижалась к груди Алексея.
Некоторое время спустя они все пили чай, отогревая промороженные души.
— Однако жена-то откуда будет? — поинтересовался Батомунко.
— Из Улан-Удэ, забайкалка.
— А я все думала, — говорит Чимит, — возьмешь из чужих мест, не пустит домой. А на чужой стороне какое житье, одна тоска. Я в город ездила, в больницу, три дня там прожила, совсем больная стала.
Алексей посматривал на стариков и улыбался.
— Вы-то здесь как живете?
— Люди на селе уважают, хорошо живем, — ответил Батомунко.