Елена Николаевна вздохнула.
— Да господь вам судья.
Катя любила свою работу, а потому быстро освоилась на новом месте. Теперь все заботы коллектива детского сада были и ее заботами. Катя познакомилась с родителями и знала, какие семьи нуждаются в ее помощи, и, как могла, помотала. Так невидимыми нитями привязывало ее к себе село Озерное. И тем не менее Катя втайне все еще надеялась, что Алексея рано или поздно переведут работать куда-нибудь в управление (ведь предлагали же), и они переедут в город.
Поэтому, когда Алексея избрали председателем колхоза, Катя огорчилась: дорога в город была отрезана. И в то же время родилась новая надежда. После того памятного вечера, когда они отпраздновали пятилетний юбилей, Алексей еще больше замкнулся. «Теперь уж он остепенится», — думала Катя. Ей нравилось, что люди стали относиться к ней с бо́льшим уважением. Даже Ефросинья как-то зашла в кабинет и застыла в монашеской позе у порога.
— Вы что это там у двери-то топчетесь? — спросила Катя.
— Да ты же теперь председательша…
— Ну и что ж из этого?
— Так как же с тобой теперь говорить-то?
— Да так и разговаривать, как разговаривали раньше. Председатель-то Алексей Петрович, а не я.
— Оно, конечно, так, но если разобраться, то совсем не этак…
— Все понятно, — рассмеялась Катя. — Что вы хотели?
— Сын письмо прислал. Надумал в городе остаться. Так ты скажи Петровичу, пусть он ему пропишет, чтобы не смел мать в одиночестве оставлять.
— Так вы сами и сходите к нему.
— Да ты что, сердешная, в уме ли? Я еще с девок робею перед мужиками. Так ничего, а как поглядит какой, я вся слабею, слова в зубах застревают. А твой-то Петрович уж больно строг. А я этой строгости совсем не выношу.
— Хорошо, я ему скажу.
День, как и прежние, в милых сердцу заботах, прошел быстро. Катя с Иринкой пришли домой, полили цветы на клумбах, потом Иринка убежала играть к соседским ребятишкам, а Катя стала наводить порядок. Стирая пыль со стола в кабинете Алексея, она в полузакрытом ящике заметила что-то светлое, похожее на материал. «Что-то припас для подарка», — подумала Катя. Немного поколебавшись, выдвинула ящик. В нем лежала кремовая рубашка. Катя взяла ее и опустилась на стул. Какая-то безотчетная тревога охватила ее. Эту рубашку она видела где-то. Но где? Напрягла память, и перед ней всплыла картина: в разорванной собакой куртке стоит Анна, а на земле у ног ее кремовая рубашка. «Не мажет быть…» Рубашка обжигала ей пальцы. Катя бросила ее в ящик.
«Мог же Алексей и сам купить рубашку, — старалась успокоить себя Катя. — Нет, не мог. Я ему сама всегда покупаю. Он даже размера своего не знает…» И опять перед глазами всплыла Анна. С вызовом, как показалось тогда Кате, глянула она на нее, потом отвернулась и отошла к мотоциклу. «Не бросит он эту потаскуху». Горькая обида сдавила грудь. Теперь что бы ни делала Катя, все валилось из рук. А тем временем наступили сумерки. Катя сходила за Иринкой, умыла ее, накормила и стала укладывать спать.