, в часы отдохновения рассматривающего переводы иностранных публицистов, или посещающего фабрику купца, рабочую ремесленника и кабинет ученого» (VIII, 13). Среди государственных деятелей петровского времени в романе названы также «великолепный князь Меншиков», «русский Фауст» Брюс, генерал-полицмейстер Девиер, а также Рагузинский, Шереметев, Головин (VIII, 11, 13). Известно, что И.Ф. Копиевич, переводчик и организатор русской типографии в Амстердаме, умер в 1706 (или 1708) году, тогда как Ганнибал вернулся в Россию только в 1723-м! Ученый «монах», епископ Новгородский Феофан Прокопович (между прочим, автор «Истории Петра Великого»), хоть и дожил до 1736 года, но в Петербург приехал только в 1716-м и, следовательно, никак не мог встречаться там с Копиевичем. Граф Б.П.Шереметев умер в 1719 году, а князь Я.Ф. Долгорукий (Долгоруков) – в следующем, 1720-м. Исторические документы сохранили свидетельства резкости и прямоты высказываний кн. Долгорукого. Пушкин многократно упоминает имя князя в «Истории Петра», а его «спору» с царем в сенате посвятил одну из новелл из «Table-talk» (где опять полемизирует с И.И. Голиковым)
[433].
Пушкин, не оглядываясь на хронологию, подбирает «петровскую кумпанию» такой, какой она ему нужна для характеристики самого Петра, его преобразовательской и просветительской деятельности[434].
Этот прием Пушкин перенес затем в «Полтаву», во многом продолжающую творческие поиски на петровскую тему. Обратим внимание на окружение царя в сцене Полтавской битвы:
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного,
В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин
[435] (V, 57).
Профессор Н.В.Измайлов обратил внимание на подбор этих имен, не вполне совпадающий с источниками. Пушкин был озабочен тем, чтобы из лиц, реально участвовавших в Полтавском бою, включить в свиту Петра тех исторических деятелей, совокупность имен которых отображала бы реальную расстановку сил вверху русского общества петровского времени[436].
«Удачно найденный еще в «Арапе Петра Великого» прием этот, – отмечено в другом исследовании, – и в «Полтаве» расширяет картину эпохи»[437].
Интересные объяснения двум другим «хронологическим коллизиям» пушкинского романа дал историк В.С. Листов в болдинской статье, специально посвященной этой теме[438]. «Уличать поэта – а тем более Пушкина – в разного рода хронологических или топографических несообразностях есть занятие неплодотворное и само по себе вряд ли нужное, – предупреждает ученый. – Вольное творческое воображение художника, обращенное к материалу прошлого, мало стесняется узкими рамками сведений, почерпнутых из источников. Несовпадения пушкинского текста с установленными фактами прошлого важны не сами по себе, но как свидетельства сложной творческой истории произведений поэта. Понятно: обращаясь к событиям прошлых эпох, Пушкин использует не только источники и исследования. Его собственный личный опыт несомненно «растворен» в тех красках, которыми пишется историческая картина»