Другой блестящей пародией на «французские» главы пушкинского «Арапа…» можно считать озорной рассказ Фазиля Искандера «Абхазские негры». Вот отрывок из него: «…В одной семье, где мать была чистокровная абхазка, а отец – негр, родился мальчик, ну совершенно белый, как козленок. Отец ребенка, думая, что он мнимый отец, пришел в ярость и, схватив двустволку, ринулся в комнату, где лежала жена со своим ребенком. Между прочим, после родов она долго лежала в больнице. Одни говорят, осложнение, другие – мужа боялась, ждала, может, ребенок почернеет. Но ребенок темнеть не собирался, и вот, значит, муж схватил двустволку и ринулся в комнату, где лежала жена со своим ребенком. Но тут на него навалились все, кто мог, чтобы удержать его от рокового шага… Даже если это было, причем ребенок?! – кричали ему, заламывая руки и одновременно пытаясь его стреножить. Очень здоровый был этот негр и тем более ему было обидно…»
[620] Александр Жолковский, известный филолог, переводчик и семиолог («Самую увлекательную прозу в наши дни пишут филологи. Правда, мне известны только двое – Умберто Эко и Александр Жолковский», – заметил Лев Лосев) тоже прикоснулся к «арапской» теме в рассказе «На полпути к Тартару», причем фантастически связав ее с именами Пушкина и его чернокожего прадеда. Там сказано, что Вольтер подарил некую ацтекскую чудодейственную черепаху «своему новому знакомцу Ибрагиму, тоже экзотического, на сей раз африканского происхождения. Он поведал Ибрагиму о черепахе и ее сверхъестественных атрибутах, в каковые тот, будучи потомком абиссинского негуса, свято уверовал». Один из героев рассказа продолжил сюжет: «Держу пари, что в дальнейшем эта эрогенная черепаха привораживает к Ибрагиму графиню D. из “Арапа Петра Великого” и, в конце концов, попадает к Пушкину. С ее помощью он утраивает свой донжуанский список и без царапинки выходит из многочисленных дуэлей; но, связанный обетом молчания, суеверный поэт не смеет ни словом о ней обмолвиться. В преображенном виде она все же проникает в его стихи о талисмане и в сюжет “Пиковой дамы”. За это индейские боги карают его: жена увлекается Дантесом, а в утро дуэли Пушкин забывает черепаху на ночном столике и, беззащитный, гибнет во цвете лет, не удостоившись передать сыновьям инструкцию по пользованию черепахой и рецепт черепахового супа… Однако надо признать, что даты сходятся, у Пушкина Ибрагим тоже издали знакомится с “Аруэтом”, да и модный ныне прием сведения в единый сюжет самых разных современников разработан неплохо…»
[621]