Благословенный край, пленительный предел!
Там лавры зыблются, там апельсины зреют…
«Грезы, грезы! Схемы и схемы! Песнь соловья в клетке, безглазого, – мучительная, протяжная песнь, которую слушает господин и наслаждается ею. Зачем господину глаза соловья? Он, владыка, богач, ведь не смотрит ими: от соловья он имеет только песню, ему нужна только песня. И когда она может быть лучше от вырванного глаза, пусть он будет вырван! Вот судьба Пушкина»[680].
Иосиф Бродский однажды в Одессе оказался перед памятником Пушкину.
Поди и он
здесь подставлял скулу под аквилон,
прикидывая, как убраться вон,
в такую же – кто знает – рань,
и тоже чувствовал, что дело дрянь,
куда ни глянь
И он, видать,
здесь ждал того, чего нельзя не ждать
от жизни: воли. Это благодать,
волнам доступную, бог русских нив
сокрьпъ от нас, всем прочим осенив,
зане – ревнив. (1969)
[681]Поговорим о Риме – дивный град!
Осип Мандельштам
Скитаний пристань, вечный Рим…
Вячеслав Иванов
Рим занимает особое место на карте мира. Это один из самых прекрасных и удивительных городов Земли. Здесь, как нигде, слышно дыхание вечности, но седые камни не подавляют своим величием, а напротив, вплетаются в быстрокипящую жизнь современной метрополии как некий необходимый ей орнамент, а может быть, и основа всего сущего. В самом деле, великие зодчие Возрождения строили Апостольскую столицу прямо на прочной кирпичной кладке и мраморных глыбах древней империи, создавая поразительное сочетание эпох и цивилизаций. В миг, когда предзакатное небо над Вечным городом окрашивается в почти фиолетовый цвет, старые арки, купола соборов и триумфальные колонны обрамляют фантастическим кружевом горизонт, как на потолке планетария, в далеком детстве… «На полотне так исчезают тени, рожденные в волшебном фонаре…», – сказано у Пушкина.
Рим подобен китайской шкатулке, внутри одной находится другая, со своим секретом. «Наблюдателю, – писал Гёте в своем «Путешествии в Италию», – сначала очень трудно разобраться, как Рим образуется из Рима, не только новый из древнего, но и различные эпохи античного и нового одна из другой». Иосиф Бродский сумел разобраться: «Я был в Риме. Был залит светом…».
«Люблю тебя, Петра творенье…» – это, конечно, про Северную Пальмиру. Но можно сказать и про другой великий город, осененный именем Святого Петра.
Мы говорим Пушкинский Рим, как Пушкинский Петербург, Пушкинская Москва… Ведь если в литературе существует, скажем, «Тамбовская тропинка к Пушкину», то почему не может быть «Римской тропинки к Пушкину»?
И пусть не был Александр Сергеевич на берегах Тибра, не добрался при жизни, но путешествие по Пушкинскому Риму всё-таки возможно, если хорошенько всмотреться в его площади, дворцы и развалины, в таблички улиц и памятников. И тогда внимательному взору откроется целая сеть невидимых нитей, связывающих Вечный город с именем и творчеством великого русского поэта, вспомнится добрый десяток римских пушкинских адресов.