(Белли), которые, впрочем, нужно слышать, когда он сам читает. В них, в этих сонетах, столько соли и столько остроты, совершенно неожиданной, и так верно отражается в них жизнь нынешних транстеверян… Они написаны in Lingua romanesca, они не напечатаны, но я вам их после пришлю».
Не раз Белли в своем творчестве интуитивно попадал в сферу пушкинских литературно-художественных интересов и замыслов. Так произошло с сонетами Белли о папессе Иоанне, этот авантюрный сюжет тоже обдумывал Пушкин. (См. главу «Венчавшись римскою тиарой» в данной книге.) Интересно, что это не единственное «странное сближение» в творчестве поэтов: почти одновременно с выходом (за 4 тысячи верст от берегов Тибра) пушкинского «Медного всадника» Белли опубликовал поэму с точно таким же названием, посвященную конной статуе императора Марка Аврелия на Капитолийском холме[688].
Строго говоря, поэма Белли называется «Il Cavaliere di bronzo» («Бронзовый всадник»), но ведь и конная статуя Петра на берегу Невы отлита из бронзы, а не из чистой меди. В итальянских переводах пушкинская петербургская повесть по традиции неизменно называется, как у Белли, «Il Cavaliere di bronzo». Эту терминологическую тонкость подметил Н.Я. Эйдельман: «При всей разнице меди и бронзы (то есть сплава меди и олова) – разнице, влиявшей на целые тысячелетия древних цивилизаций (медный век – совсем не то, что бронзовый!) – для Пушкина и его читателей из «века железного» нет особого различия:
Кумир на бронзовом коне
. . . . . . . . . . . .
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой…
Медь, медный – эти слова Пушкин любил. В сочинениях – 34 раза, чуть меньше железа (40 раз); медь – звонкая, громкая, сияющая, («медными хвалами Екатерининских орлов», «сиянье шапок этих медных, «и пушек медных светлый строй»); но есть и медный лоб Фиглярина, и «медная Венера» – Аграфена Закревская, то есть монументальная женщина-статуя»[689].
Пушкин и Белли никогда не встретились. Но творческая фантазия их где-то «в эфире» пересекалась, и это удивительно. В принципе, памятник императору-философу Марку Аврелию, единственная конная статуя, сохранившаяся в мире с античных времен и установленная Микеланджело на Капитолийском холме, играет столь же «градообразующую» роль в Риме, как и фальконетовский монумент в Петербурге. Правда, Адам Мицкевич подметил существенное отличие, сравнивая этих двух венценосных всадников, одетых по одной и той же древнеримской моде:
Тут скакуну в весельи шпору дал
Венчанный кнутодержец в римской тоге,
И вихрем конь взлетел на пьедестал,