) Интересно, что среди тем, заданных импровизатору в пушкинских «Египетских ночах» фигурирует и «
Весна из окон тюрьмы», навеянная книгой Пеллико «Мои темницы».
Рецензия Пушкина на русский перевод книги «Об обязанностях человека», выполненный Н. Хрусталёвым (1835), опубликованной в № 3 «Современника» за 1836 год, во многом отражает чувства, владевшие самим поэтом в конце жизненного пути. Пушкин даже сравнивает трактат Пеллико с Евангелием. «Книга «Dei doveri» разрешила нам тайну прекрасной души, тайну человека-христианина», – писал Пушкин и утверждал, что Сильвио Пеллико «в высшей степени принадлежит к сим избранным, которых Ангел Господний приветствовал именем человеков благоволения», а его творение – «книга, вся исполненная сердечной теплоты, прелести неизъяснимой, гармонического красноречия» (XII, 100). Это, пожалуй, одна из высших оценок, когда-либо вышедших из-под пера Пушкина-критика.
О пиетете, с которым Пушкин относился к Пеллико, немало написано. Андрей Донатович Синявский, рассказывая о пушкинском умении «равноудаленно» наблюдать за баталией, иронически вопрошает: «Как бы в этих обстоятельствах вел себя Сильвио Пеллико? Должно, молился бы за обоих – не убивайте, а если убили, так за души, обагренные кровью. Пушкин тоже молится – за то, чтобы одолели оба соперника. Осуществись молитва Пеллико – действительность в ее нынешнем образе исчезнет, история остановится…»[801].
Можно предположить, что драматическая судьба Пеллико интересовала Пушкина по многим аспектам: и как отзвук темниц его друзей декабристов, и как история мятежного карбонария. Пушкину довелось однажды услышать из высочайших уст, что и он принадлежит к этому племени вольнодумцев. Существует малоизвестная запись знаменитого разговора с Николаем I, состоявшегося в Московском Кремле 8 сентября 1826 года. Ее сделал со слов самого поэта молодой офицер Юлий Струтыньский: «Я никогда не был врагом своего государя, но был врагом абсолютной монархии. Государь усмехнулся на смелое признание и воскликнул, хлопая меня по плечу: – Мечтания итальянского карбонарства и немецких тугендбундов. Республиканские химеры всех гимназистов-лицеистов…»[802].
К карбонариям имели причастность и два лицейских одноклассника Пушкина: Вильгельм Кюхельбекер и Сильвестр Броглио (Брольо) [803]. В 1819 году в общество карбонариев вступил один из пушкинских кумиров Джордж Байрон.
Евангельская тональность книги С. Пеллико, ставшей предметом пушкинской рецензии, не случайна. «Требование стремиться к моральному совершенствованию, предъявляемое каждому карбонарию, неразрывно связано с культом Иисуса Христа. Карбонариям внушалась мысль, что Иисус Христос, великий мастер Вселенной, является первым карбонарием и покровителем карбонарского общества», – пишет историк