Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
В толпу народную летит по мостовой?
Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят;
Смотри, как ликторы народ несчастный гонят!.. (1815; II, 11)
Тогда же, в лицее, в своем литературном дебюте, юноша Пушкин обращается «К другу-стихотворцу» (то есть к милому «Кюхле»):
Перебирая всё, как новый Ювенал,
Ты о поэзии со мною толковал… (1814; I, 25).
Другому другу, Константину Батюшкову, он советует:
Иль, вдохновенный Ювеналом,
Вооружись сатиры жалом… (1814; I, 74).
«Гневную музу Ювенала» призывает Пушкин и позднее:
О муза пламенной сатиры!
Приди на мой призывный клич!
Не нужно мне гремящей лиры,
Вручи мне Ювеналов бич! (1820–1826, II, 458).
В 1836 году Пушкин занялся переводом Десятой сатиры Ювенала (о близорукости всех человеческих желаний):
От западных морей до самых врат восточных
Не многие умы от благ прямых и прочных
Зло могут отличить… (III, 429)
Работу эту Пушкин не завершил.
«Ювенал как писатель оставался для Пушкина до конца дней больше символом, чем соратником, привлекал скорее своим пафосом, чем художественной формой. Но «ювеналов бич» оказывался в его руках всякий раз, когда душа воспламенялась гневом против тиранства, гонений на ум, честь и свободу личности…», – отметил литературовед Л.Б. Степанов[822].
В библиотеке Пушкина было три издания Ювенала, все во французском переводе и с параллельным латинским текстом оригинала.
Вспомним юношескую поэму Пушкина «Бова»:
Несравненного Виргилия
Я читал и перечитывал,
Не стараясь подражать ему
В нежных чувствах и гармонии… (I, 63)
О пушкинском знакомстве с творчеством прославленного римского поэта Марона Публия Виргилия (или Вергилия, 70–19 до н.э.) можно предположить не только потому, что его выбрал Данте в качестве «проводника» в потустронний мир, или потому что в молодости Пушкин над ним «зевал» и «помнил, хоть не без греха из «Энеиды» два стиха». Есть и другой сюжет. Он связан с одним из возможных источников пушкинской «Сказки о золотом петушке». Первым высказал эту версию ученый-филолог К.Н. Державин в 1943 году: «В европейской традиции предание о петухе связано с образом великого римского поэта Виргилия, за которым народное мнение упрочило, как известно, славу колдуна и чародея»[823].
«Легенда о Виргилии – создателе чудесных статуй стражей Рима, – отмечает исследователь, – получила широкое хождение в литературе средневековой Европы». Вот русский перевод римской притчи: «Повествует Александр, философ природы вещей, что Виргилий в городе Риме воздвиг пышный дворец, в середине которого поставил статую, называвшуюся богиней Рима. Держала она в руках золотое яблоко. Вокруг дворца стояли статуи каждой области, подвластной римскому владычеству, и каждая из них имела в руках деревянный колокол. Как только какая-либо из областей стремилась затеять козни против Рима, тотчас статуя этой области звонила в свой колокол и на верхушке дворца появлялся всадник на медном коне, потрясая копьем, и взирал в сторону указанной области. Немедленно же римляне, видя это, брались за оружие и побеждали ту область». Сюжетное сходство с пушкинской сказкой поразительное.