«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы (Букалов) - страница 294

В самом деле: ведь лучший подарок золотого петушка Царю Да-дону:

Гуляя с Пушкиным, Синявский заметил: «Лежа на боку, оказалось, ему было сподручнее становиться Пушкиным, и он радовался находке:

«Лень» как образ жизни – это своего рода самообман, но и символ раскованности и свободы – свободы действий, мысли, творчества. А lazzarone, выходит дело, это не только тот, кто «бьет баклуши», но – прежде всего – просто свободный человек!

Недаром Евгений Баратынский, хорошо знавший Италию, уподоблял неаполитанских ладзарони русским блаженным[872]! Отсюда тропинка неожиданно приводит нас к «Борису Годунову». (Пушкин опасался цензурных трудностей в связи со сценой с юродивым и писал Вяземскому: «Никак не могу упрятать всех моих ушей под колпак: торчат!».) Но здесь уже начинается другая история.

Столь декларивованная пушкинская «леность» не могла не обратить на себя внимание потомков. Авторы веселой, «зубоскальской» книжки «Однажды Гоголь пришел к Пушкину» шутливо замечают, что «Пушкин был не то чтобы ленив, но склонен к самосозерцанию»[873].

Само итальянское словечко lazzarone употреблялось не раз в русской литературе пушкинского времени. Князь В.Ф. Одоевский, один из друзей и литературных соратников поэта, опубликовал в альманахе «Северные цветы» за 1832 год, изданном по инициативе Пушкина в память А.Дельвига, повесть с итальянским названием «Opere del Cavaliere Giambatista Piranesi» (Труды кавалера Джанбатисты Пиранези). Там описана неаполитанская сценка с обязательным набором местных колоритных реалий: «Наверху Мадонна, вдали Везувий, перед лавочкой капуцин и молодой человек в большой соломенной шляпе, у которого маленький лазарони искусно вытягивает из кармана платок» (курсив мой. – А.Б.)[874].

Можно продолжить эту прогулку с неаполитанцем, вспомнив и другое итальянское вкрапление у Пушкина. В первой главе «Евгения Онегина» сказано: «…И far niente мой закон». Редакторы обычно переводят это выражение с итальянского как «безделье», «ничегонеделание». (Отсюда, между прочим – прямая, через полтора века, ниточка к знаменитому фильму Ф.Феллини «La dolce vita», «Сладкая жизнь»). К.Н. Батюшков в письме Н.И. Гнедичу – из Неаполя в Петербург – дал свой вариант перевода, сообщив, что упражнялся «в искусстве убивать время, называемом il dolce far niente». Опять мелькнула тень неаполитанского lazzarone[875]!

Друзей итальянистов, слава 6oгy, у меня много, назову еще одного – Валерия Сировского, художника, фотографа, литератора, блестяще переведшего на «язык Петрарки и любви» письма Пушкина к жене. Человек талантливый во всем и огромной дисциплины ума. Он мне недавно в римском аэропорту Фьюмичино вручил визитную карточку с надписью вполне в духе неаполитанского