В очередной четверг в середине ноября (26 день брюмера, pistache, что означает фисташковый) Антон купил на рынке пару ливров (около 1 кг) фисташек, красиво их упаковал и пошел вечером к двухэтажному особняку мэра. Левое крыло его нижнего этажа светилось огнями, в прочих помещениях света не было или горело по свечке. Перед домом стояло около десятка карет. На входной двери висел изящный молоточек, которым следовало ударить по бронзовой пластинке, что Антон и проделал пару раз. На стук почти сразу открылась дверь, в которой появился ливрейный слуга и спросил:
— Ваше имя мсье?
— Антуан Фонтанэ, учитель.
— Добро пожаловать мсье. Пройдите налево по коридору, Вас ожидают.
Когда Антон вошел в большую, освещенную многосвечной люстрой комнату, почти все присутствующие (десятка три мужчин и женщин) повернулись в его сторону, а одна из дам, похожая в своих изящных одежках на бабочку, разлетелась к нему и сказала утверждающе:
— Вы — мсье Фонтанэ, тот самый учитель, а я — хозяйка этого салона, Летиция Брока. И я очень рада, что Вы решились пополнить наше давно сложившееся общество. Что это у Вас в руках?
— Я вспомнил, что сегодня по новому календарю день фисташек и потому решился принести их к Вашему столу.
— Ох уж этот календарь! Я и месяцы-то новые никак не запомню, а знать, чему посвящен каждый день — выше моих женских сил. Впрочем, очень мило, что Вы оказались столь внимательны и принесли нам угощение. Мадлен!
— Да, мэтресс, — тотчас оказалась возле нее горничная.
— Возьмите эти орешки и положите в вазу на боковом столике. А Вы, мсье Фонтанэ, пройдите поближе к моим гостям и для начала расскажите нам о себе. Ведь Вы родом из Луизианы?
Прошло не менее получаса, прежде чем господа, а особенно дамы удовлетворили свое любопытство по поводу столь занятного новичка. После чего Антон смог поучаствовать в разговорах на городские и общегосударственные темы. Одной из городских новостей стал ожидаемый вскоре приезд бригадного генерала Даву, который был взят в плен в ходе осады австрийцами Мангейма, но фельдмаршал Вурмзер отпустил его домой под честное слово не воевать до заключения мира.
«Генерал Даву?! — встрепенулся Антон. — Тот самый, будущий маршал Наполеона?»
— Этот Вурмзер, — говорила меж тем, улыбаясь, статная дама неопределенного возраста (между сорока и пятьюдесятью?), — хорошо знаком с моим братом, Шарлем, и потому он решился отпустить Николя. Вот Вы, Луи, — обратилась она к моложавому господинчику, — наговоритесь теперь вволю со своим пасынком на республиканские темы…
— Увы, мадам, — заулыбался ее муж. — Ваш аристократизм совершенно неистребим. И как это Вы решились выйти замуж за республиканца?