Не то чтобы Н. предпочитал молчать (в ином обществе, особенно с женщинами, и он слыл говоруном), но Бурмин откровенно не любил слушать других, перехватывая всякий раз инициативу в разговоре. К его чести рассказчиком он был хорошим: говорил ярко, образно, внятно, всегда находя в своем повествовании место юмору. Фонд его рассказов казался неистощимым, причем преимущественно это были случаи из его жизни, не вполне ординарной, наполненной интересными событиями и людьми. Он рассказывал о своем детстве, зацепившем и войну, об отце, которым очень гордился (тот был бойцом-комсомольцем в гражданскую, инженером-путейцем в осажденном Сталинграде, ведущим специалистом в Министерстве железных дорог после войны), об институтских товарищах (большинство из которых добилось успехов и клановой известности), о своих многочисленных полевых сезонах в разных уголках Сибирской платформы…
Но его излюбленной темой были воспоминания о пятилетней работе в Мозамбике, куда он был командирован «Зарубежгеологией» для поисков нефелиновых руд. Вот тут он просто заливался соловьем, используя все знакомые ему восторженные эпитеты. В этих рассказах Мозамбик представал как огромная благодатная страна с разнообразными климатическими зонами, обилием полезных ископаемых, еще большим обилием экзотических плодов, животных, рыб, моллюсков («Ты знаешь, какие там креветки? С ладонь и даже каравай величиной, съешь одну и сыт!»). Впрочем, ухо там следовало держать востро: водотоки и водоемы Мозамбика кишат болезнетворными бактериями, червячками и спорами («Наша переводчица, хорошенькая девочка, попила сырой водицы и никакие антибиотики не спасли!»), по воздуху летают мухи цеце («Укусит в шею — становишься вялым, апатичным, были и смертельные случаи…») и малярийные комары («Да и обычные москиты — та еще пакость!»), африканцы сплошь ленивы и вороваты, а их женщины могли оказаться носительницами СПИДа. К тому же к концу контракта Бурмина в Мозамбике разразилась кровопролитная междуусобица, в результате которой погибли и некоторые наши геологи… В общем, страна контрастов — как, вероятно, и любая другая.
Из анекдотических случаев в Мозамбике один запомнился Бурмину особенно. Однажды будто бы некий англичанин (то ли турист, то ли тоже контрактник) стал клеиться к интересной собой африканке. Та, поломавшись для виду, согласилась одарить того любовью, но засомневавшись, в силах ли будет немолодому белому провести с ней достойно ночь, предложила ему принять с вечера какой-то их афродизиак: то ли кору дерева йохимбе, то ли сушеное дерьмо бабуина… Тот слопал пригоршню и его член в самом деле был неутомим. Однако наутро эта разбухшая от прилива крови плоть и не думала опадать, став к тому же весьма болезненной. На этот случай у африканки народного средства не нашлось — видно, слишком на свой эротизм понадеялась. Измаявшемуся бедолаге ничего не оставалось, как обратиться к современным медикам, а таковыми в Лишинге (где случился этот инцидент) оказались только «совьетикос», то есть наши медики-контрактники. В результате обширного консилиума, в котором по такому уникальному случаю участвовал чуть не весь персонал госпиталя (включая медсестер и санитарок), был предложен ряд взаимоисключающих мер, крайней из которых фигурировала ампутация уже посиневшего органа. У медсестер и санитарок было, кажется, особое мнение, но его не приняли в расчет.