— Бургундское! Красное сухое или полусладкое, идет под все виды жареного мяса.
— Ну, это само собой. Хотя я предпочитаю белые вина: токайское, мозельское, шампанское… Ладно, будем считать, что мы перезнакомились.
— Уж простите меня, — улыбнулся Ботан. — Так получилось…
— Но что Вы можете предложить Потемкину в качестве благоустройства? Зимы здесь теплые, печного отопления вполне достаточно…
— Могу устроить яркое освещение бальной залы, всего дома и даже его окрестностей, — сказал Ботан. — Но потребуется много металлических пластинок (медных и цинковых), медная же проволока, шелковая нить, угольные стержни, воск, сургуч, борная кислота и еще, пожалуй, асбест.
— Все-таки Вы кладезь талантов, Галан Вержи, — уважительно глянул Разумовский. — Думаю, Григорий Александрович будет от Вас в восторге.
— Боюсь, как бы он не оставил меня у себя в качестве фокусника, — спохватился Миша. — Уж Вы напомните ему при случае мой подлинный интерес, Лев Кириллович…
— Обязуюсь, Эмильен, — серьезно сказал адъютант фельдмаршала.
Глава двадцать четвертая
Фокусы в Яссах
В Яссы Ботан приехал в личной коляске Льва Разумовского, хотя и без ее владельца: тот отбыл в штаб-квартиру фельдмаршала двумя днями ранее, в обществе Его Превосходительства. Чтобы не испытывать судьбу на оживленном шоссе, уставленном многочисленными рогатками с караульщиками, Миша воспользовался еще одной любезностью своего покровителя: переоделся в партикулярную одежду и держал наготове документ, в котором значился Эмильеном де Вержи, камердинером графа Разумовского. Подделку эту служаки придирчиво читали и благополучно возвращали подателю.
Перед въездом в город простирались довольно обширные сады (наполовину уже оголенные), среди которых то тут, то там виднелись более или менее значительные домики, дома и даже домины «Это все дачи?» — поразился Миша. Вот коляска свернула и, в конце концов, остановилась перед входом в ограду обширного двухэтажного дома с верандой вдоль всего фасада и довольно редкими окнами, снабженными на втором этаже балконами. Стены дома были сложены из меловых глыб, а крыша покрыта новомодной красной черепицей. Из нее торчало не менее десятка дымоходных труб. «Ну вот, — подумал Миша со смешком. — А говорили, что зимы в Молдове теплые. Может, и вверну здешнему князю идею с водяным отоплением…». Он знал уже, что Потемкин воспользовался гостеприимством румынского князя Кантакузена и поселился в его даче.
Вдоль ограды беспрестанно ходили охранники (в белых куртках и штанах румынского кроя), а у входа была сооружена небольшая караулка. Кучер Разумовского, бывший здесь частым гостем, зашел в караулку, вышел и уселся опять на козлы, кивнув успокоительно своему седоку. Меж караулкой и домом была, видимо, какая-то связь («может, как на пароходах: голосовая по трубам?» — стал соображать Миша), так как дверь дома вскоре отворилась, из нее вышел камердинер и, придерживая дверь рукой, стал ожидать посетителя. Одновременно открылись ворота в ограде, и кучер подъехал к крыльцу дома. Ботан ловко выпрыгнул из коляски и, взбежав на крыльцо, шмыгнул мимо камердинера в дверь.