Фейсал приходил по меньшей мере раз в день, требуя разрешения войти, но Тарик не отвечал.
Ничто не приносило успокоения.
Однажды вечером Тарик отправился в дворцовые бани, как делал это каждый день с тех пор, как Шарлотта уехала, потому что был не в силах заснуть от воспоминаний о ее мягких изгибах и волосах, похожих на лунный свет, о голубых глазах, которые смотрели на него так, словно в нем было что-то достойное, хотя он знал, что это не так.
Он бросился в воду и поплыл так неистово, будто выбирался из водоворота, доводя себя до изнеможения. Но изнеможение никогда не длилось долго, и как только оно проходило, боль возвращалась, принося с собой тоску и ощущение удушья. Будто воздух, которым он должен был дышать, иссяк, он задыхался и постепенно умирал.
«Тебе нужен воздух. Тебе нужна она».
Он заставил себя выбросить эту мысль из головы, еще сильнее погружаясь в воду, но потом заметил, что на краю бассейна кто-то стоит. Это был Фейсал.
— Как ты прошел мимо охранников? — недовольно спросил Тарик. — Никому не позволено входить.
— Я их вырубил, — коротко произнес Фейсал. — Тебе нужны новые охранники.
Тарик нахмурился. Он не хотел, чтобы Фейсал был здесь. Он не хотел разговаривать. Ему хотелось плыть до тех пор, пока не заболят мышцы и не исчезнет ощущение удушья.
— Чего тебе надо? — спросил он. — Говори и убирайся.
Фейсал пристально посмотрел на него, затем сказал с неожиданной яростью:
— Ты дурак, Тарик. Почему ты отослал ее прочь?
Тарик почувствовал, как его руки сжались в кулаки, но ему пришлось подавить гнев.
— Я не спрашивал твоего мнения, Фейсал. И будь осторожен в своих словах…
— Твой отец тоже был дураком, — резко перебил его старик. — Он полностью замкнулся в себе после смерти твоей матери. Ты это знал? Он так и не смог пережить потерю. Он изолировал себя, а потом сделал то же самое с тобой.
Тарик замер.
— Я говорил ему, что это неправильно, — продолжал Фейсал. — То, что он потерял жену, вовсе не означает, что его сын не найдет счастья. Но он не обращал на меня внимания. А теперь посмотри, что произошло. Ты закрыл границы своей страны и своего сердца.
Внезапно тяжесть, навалившаяся на грудь Тарика, усилилась, словно тиски сдавили его, он оказался в вакууме. Ему следовало бы приказать Фейсалу замолчать, сказать ему, чтобы он убирался, но он не мог говорить.
— А ты знаешь, что бывает с деревом, у которого обрезаны корни? — спросил Фейсал. — Или с огнем, лишенным кислорода? Они умирают. Твое упорное следование устаревшим заветам отца не убьет страну, Тарик. Но это в конечном итоге убьет тебя.