Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии… (Первушина) - страница 234

Современный психолог сказал бы, что Наталья Васильевна – интроверт, уютно чувствующий себя наедине с собой, для которого общение с другими является не отдыхом, а работой (и без труда нашел бы подтверждение этой мысли в ее стихах). Толстой же – типичный экстраверт, для которого именно уединение является работой, а общение – отдыхом. И чем многолюднее и «громче» компания, тем более расслабленно он себя чувствует. Собственно, то же самое сказал бы и живущий в начале ХХ века психолог юнгианской школы, если бы чета Толстых обратилась к нему. Ведь понятия «экстраверсия» и «интроверсия» ввел в словарь психологов именно Густав Юнг. Он же учил, что у здорового человека «экстравертная» и «интровертная» фазы должны следовать друг за другом, как «вдох и выдох», и любое «застревание» на одном из полюсов – знак психического неблагополучия. Психолог объяснил бы супругам, что такие различия вовсе не являются обязательным показанием к расставанию, напротив, экстраверты и интроверты нужны друг другу, пользуясь той же метафорой Юнга, как вдох и выдох, просто стоит относиться к этим различиям не как к дисгармонии, а к возможности узнать о существовании рядом другого мира. Кажется, именно открытость, общительность, «праздничность» Толстого в свое время привлекла к нему Наталью и заставила уйти от первого мужа, который, судя по ее воспоминаниям, также, как и она, был интровертом. Правда, попасть к юнгианскому психологу в советской России было все сложнее и сложнее, да и Толстые были не из тех, кто привык обсуждать свои проблемы с психологами.

Но Алексей Николаевич также жаловался жене в письме: «Что нас разъединяет? То, что мы проводим жизнь в разных мирах, ты – в думах, в заботах о детях и мне, в книгах, я в фантазии, которая меня опустошает. Когда я прихожу в столовую и в твою комнату, – я сваливаюсь из совсем другого мира. Часто бывает ощущение, что я прихожу в гости… Когда ты входишь в столовую, где бабушка раскладывает пасьянс, тебя это успокаивает. На меня наводит тоску. От тишины я тоскую. У меня всегда был этот душевный изъян – боязнь скуки».

Здесь речь идет уже не только о разнице в темпераментах, но и разнице в социальных ролях, в семейных обязанностях. И удивительно, что Толстой этого не понимает. В воспоминаниях Натальи Васильевны есть глава под названием «Миноги». Сюжет ее прост: Наталья едет из Детского Села, где живет в то время все семья, в Ленинград с огромным списком поручений. Ей нужно заехать в одну редакцию и в другую, чтобы получить (а вернее, «выбить» гонорар), зайти в фининспектору и добиться отсрочки уплаты налогов, купить мелочи, необходимые в загородном быту. Но главное – купить вина и миног, для дружеской пирушки, которая назначена на этот же вечер. Миног на ближайшем рынке не оказывается, но Наталья знает, что Алексей звал своих гостей именно «на миног», и если их не будет, это очень его расстроит. Пометавшись по всему городу, она, наконец, находит деликатес, на радостях скупает всех миног, что были в продаже и нагруженная покупками, в том числе и полудюжиной бутылок вина, спешит на поезд. Но уже на вокзале ее попытались ограбить, деньги не отняли, но уронили в грязь, одна из бутылок разбилась, миноги раскатились по мостовой. Пока Наталья собирала их, она опоздала на поезд, и теперь ей нужно ждать еще два часа. Мокрая и несчастная, она идет в станционный буфет, выясняет, что там есть только селедка, а чтобы получить ложку, нужно отдать в залог паспорт.