Он поднялся по лестнице. Прошел еще один пролет, открыл дверь в свой коридор, и в висок ему уперся ствол умельца.
* * *
– Все, – сказал Ларри. – С меня хватит. Дальше можешь сам, если хочешь.
– Ты что – уходишь?
– А ты что – не видишь, что все нахер просрано? Мы же собирались просто пугануть его. Заснять и выложить. Показать, что не шутки шутим.
– Страшилками их не проймешь.
– С меня достаточно. Ты пришил оперативника, чувак. Дальше я пас. Вернусь в Лидс и, может…
И может, спрячется под кроватью. Доберется до дому, затаится и будет молить, чтобы как-нибудь пронесло. Зажмурится крепко-накрепко, и, может быть, окажется, что ничего этого не было.
– Без мазы, – сказал Керли. – Никуда ты отсюда не сдристнешь, сучара.
Ларри бросил штатив на землю и швырнул камеру. Камера упала под ноги Керли.
– Хочешь снимать кино? Вот сам и снимай.
– И как, по-твоему, я буду…
– Мне плевать.
Ларри затопал прочь по грунтовке.
– А ну, вернись!
Ответа не последовало.
– Я сказал, вернулся сюда, быстро!
– Бойцы, – сказал Хасан. – Реально бойцы, ага.
– Заткни свое поганое хлебало!
– А то что? – спросил Хасан.
Пузырь внутри лопнул. За эти кошмарные дни Хасан обгадился, обмочился, истек по́том и обрыдался от страха. А теперь он перешагнул черту. Все худшее было позади. Он уже прошел страшное испытание смертью: осознал, что она неминуема, но, к своему всепоглощающему стыду и унижению, был готов на все что угодно, лишь бы ее избежать. А теперь задуманное его убийцами предприятие разваливалось у него на глазах.
– Давай, давай, снимай, выкладывай в интернет, мразь нацистская. Ну что? Ой, погоди. Вот так облом. Одному-то тебе не управиться, правда?
В бешеной ярости Керли хватил его топором.
* * *
Четверо сидели за столиком. Тарелки унесли. После того как вернулась Кэтрин, сделав звонок с таксофона, и после того как они еще раз, что повсеместно случается в тесных компаниях, проговорили и подтвердили все то, что им и без того было известно, – что она позвонила в полицию, объяснила, кто она такая, какой информацией располагает и каким образом эту информацию получила, – никто не проронил ни слова. Хо отложил ноутбук, а Луиза, подавшись вперед и уперев ладони в подбородок, поскрипывала зубами. Мин сидел, выпятив губы, что свидетельствовало о пребывании в глубокой задумчивости. Кэтрин же беспокоилась по поводу малейшего внезапного шума, словно каждый перестук фаянса и каждый звяк оброненной ложечки предвещала катастрофу.
По Олд-стрит то и дело проносились порционно машины, разбиваемые на группы светофором неподалеку.
Мин кашлянул, собираясь что-то сказать, но передумал.