— Зал набит битком, охрана может среагировать неадекватно, пострадают люди. — Придвинув мисочку с полосками курятины, тушенной с ананасами, спаржей и имбирем, Дубинин крякнул и начал неумело ковыряться палочками. Обычная полупотрошеная кура, зажаренная на сковородке под гнетом, была, на его вкус, куда приятнее.
— Так… — Плещеев глянул на невозмутимую Пи-новскую, которая умело расправлялась с кисло-сладким засахаренным карпом, и, положив ложку, твердо произнес: — Согласен. Работаем по четвертому варианту.
— Правильно, кончать гада лучше на свежем воздухе, — вони меньше. — Одобрительно кивнув, Марина Викторовна отпила глоток зеленого, без сахара, чаю, вздохнула. — Нет, что ни говори, рыба по вкусу должна напоминать рыбу. Корюшки хочется маринованной. Приду домой — открою банку килек, в гробу я видела всю эту экзотику.
Пока эгидовцы отдавали должное прелестям китайской кухни, занавес опять разошелся, и публика радостно загалдела — вот оно, начинается! На сцене, на месте шахматного подиума, стояла металлическая клетка, на крыше ее расположился мужичок с брандспойтом, всем своим видом выражая только одно — сейчас брызну! Оркестр бравурно заиграл борцовский туш, лучи прожекторов перекрестили зал, и к микрофону важно подошел мэтр Лохматович. Глаза его горели, усы пушились.
— Мы продолжаем, господа. Ал, парад-алле! — Взмахнув рукой, он гордо выпятил грудь и стал по очереди представлять бойцов, построившихся шеренгой перед клеткой: — Черный Буйвол! Иуда! Палач Скуратов-Вольский! Квазимодо! Лаврентий Палыч! Альбинос! Товарищ Сухов! Антрацит! Джек Потрошитель! Коба! Седой! И Драный!
Двенадцать самых сильных, ловких и алых, преодолевших все препоны, готовых рвать соперника зубами и когтями, только бы усесться за руль вожделенного «форда».
— Первая пара: Антрацит — Драный! — Лохматович, помогая себе руками, объявил очередность схваток, публика, зашуршав баксами, начала делать ставки, колесо фортуны завертелось.
Тем временем за кулисами в грим-уборной взмыленная Ингусик готовилась ко второму туру:
— Цэ-семь, долго еще будешь голой жопой маячить? Одеваться! Живо! Я тебе покажу трусы! Не на пляже! Сколько еще повторять — никакого исподнего! Давай-ка китель милицейский накинь. Так, хорошо, портупею, фуражку, нет, лучше пилотку, палку полосатую не забудь — будешь регулировщицей.
Следующим был конкурс на самый эротичный костюм.
— Ну а здесь у нас как? — Ингусик придирчиво осмотрела Корнецкую в образе медсестры: халатик без трех верхних пуговиц, заканчивавшийся там, где начинались ноги, золотистые чулки на длинных «пажах» — в тон рыжей шевелюре, — и довольно хмыкнула. — Порядок. Здесь тебе, милая, по экстерьеру и пластике никто в подметки не годится.