- Витя, что за шуточки? - Поворачиваюсь я к Витьке и дергаю его за рукав, отчего он чуть не проливает кофе на свой драгоценный костюм.
- Поосторожней! Какие шуточки?
- Это ты ее привел? - говорю я, подозрительно глядя Витьке в лицо.
- Кого? - удивленно восклицает он.
- Собаку.
- Какую собаку?
- Ту, которая в дверях сидит... - я поворачиваюсь к двери ... Hикого... - Сидела...
- У тебя чего, глюки или белая горячка? - учтиво осведомляется Витька.
- Какие глюки? - вскипаю я, вскакивая из-за стола и подбегая к тому месту, где видел собаку, и наклоняясь, обеими руками указывая на него. - Вот тут. Вот тут она сидела, Я видел...
- Хорошо. Сидела. Куда делась? - резонно спрашивает Витька, видя, что я не щучу и завожусь всерьез.
- Ушла...
- Куда?
- Туда, - я указываю себе за спину, но чувствую, что выгляжу глупо.
- Поищи, - еще более резонно говорит Гаршин.
Я иду искать. В коридоре никою. В туалет, ванную, в детскую, гостиную, а также входные двери закрыты. Приоткрыта только в спальне. Захожу. Включаю свет. Спрашиваю сонно щурящуюся на меня Марину:
- Ты собаку не видела?
- Господь с тобой! Какую собаку?
- Витька привел.
- Да не приводил я никого,- устало говорит Гаршин из кухни.
- Дураки-дурацкие! Шутки шутите, - говорит Марина, плюхается на подушки и закрывается с головой одеялом.
- Ладно! - я заглядываю под кровать, за шифоньер, за занавеску - никого. Витька на кухне ржет:
- Ты похож на ревнивца, который ищет любовника своей жены.
Я уже начинаю сомневаться и совсем глупо заглядываю под одеяло к Марине. Марина лягается. Витька на кухне чуть не падает от смеха с табуретки. Я начинаю усиленно массировать виски и выхожу на кухню. Спрашиваю:
- Витя, что мы вчера пили? Спиртягу?
- Фу! - фыркает Гаршин. Мы эту гадость уже три года не пьем. Это у тебя, наверное, от передозировки. Hу, перепил. Переволновался, Перенапрягся... Пройдет! Вон, Ивану Грозному мальчики кровавые мерещились. А тебе всего лишь собаки... Пустяк! Давай, давай, поехали. Опоздаем. Hам к десяти нужно быть в аэропорту. Витя быстро сложил посуду в раковину и заторопился к выходу.
- Пора, Мариночка!
Я еще раз подозрительно огляделся, поцеловал на прощание жену и вышел вслед за Гаршиным. Он ждал меня у лифта. Мы спустились. Сели в его машину (моя уже неделю на ремонте после аварии, кстати сказать, разбила ее Лада) и, проскакивая перекрестки на желтый свет, помчались в Пулково, на ходу обсуждая деловые вопросы.
За делами собачье приведение вылетело у меня из головы. Красной, замызганной в грязи молнией машина летела по Пулковскому шоссе, обгоняя огромные трейлеры, юрко пристраиваясь в хвост впереди идущему автомобилю, чтобы спустя несколько секунд обогнать и его. Зеленый глазок антирадара вселял спокойствие в Витькину шоферскую душу и поэтому он, не стесняясь, уверенно давил на педаль газа. Проезжая мимо поворота на Южное кладбище, Гаршин стиснул зубы и нажал на звуковой сигнал. Гудок машины отозвался протяжным воем-вздохом. У меня тоскливо защемило сердце.