А вот третий день запомнился мне надолго…
Нас атаковала нихельская пехота. Ещё издали я обратил внимание на их, казалось, нечеловеческую выучку. Они шли, как по ниточке, безукоризненными шеренгами, ощетинившимися копьями, делая равные шаги по команде своих десятников. Их щиты казались совершенно одинаковыми — как будто их делал один мастер. Да что там щиты: и копья — одинаковой длины, и доспехи похожи — словно бы злой волшебник создал тысячи и тысячи копий с одного солдата.
А доспехи — хороши. Грудь и живот защищены двумя сочленёнными пластинами, голени прикрыты поножами, тоже с пластинами. У всех на головах — шлемы.
А у нас… Дай бог, если на груди есть большой медный кругляш, а живот, как правило — «голый». Мы уже сами крепили пластины, которые покупали в столице на свои личные деньги. Вернее, оплачивали мастерам и защиту, и её крепёж. Большинство же мужиков полученное полностью пропивали, о смерти совершенно не думая. У всех нас поножи были чисто кожаные — мы и понятия не имели, что на них может крепиться металлическая защита. И шлемы нам не раздавали. Вроде бы соседний полк получал их, кажется…
Да, уж! «С вилами и косами»… А у них там кое-кто имеет и наколенники, и металлические наплечники, и нарукавники (похоже, начальники).
Сзади заорали командиры лучников — в небо взмыла туча стрел и бессильно забарабанила по поднятым щитам врагов, по земле. Мы оказались обескуражены: упавшие нихельцы никак не портили общего строя — их места тут же оказывались заняты, и неумолимая шеренга так и продолжала надвигаться на нас без прорех. Ближе, ближе…
— К БОЮ! ТО-О-О-О-ОВСЬ! — заорали наши командиры, а крик близстоящего Шпыняя прямо-таки ворвался мне в голову, — аж ухо заложило.
Мы заученно положили копья себе на плечи, чтобы они не мешали сомкнуть щиты. Между нашими головами оказались острия копий заднего ряда. Ну, Пресветлый, выручай! А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!
Мы стояли в первых рядах, и я даже различал выражения лиц нихельцев. Собственно, они тоже друг от друга никак не отличались, как и оснащение: у всех — выпученные от напряжения глаза, полуоткрытые рты, орущие то же самое «А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!» Молодые и в годах, бородатые и бритые, как и наши. Нихельцы надвигались на нас лёгкой трусцой, чтобы удержать свою идеальную линию — и это казалось нам совершенно фантастическим, что можно думать ещё о чём-то, кроме скорой безжалостной сшибки.
«У них там — дисциплина…» — стучала в моей голове одна и та же фраза, от которой я едва с ума не сошёл, — из-за её тупого однообразия.
— ВПЕРЁД!!! РАЗ-ДВА! РАЗ-ДВА! — это уже пошли яростные команды в наших рядах.