— Это я учитывал, но здесь вот какие обстоятельства. — Он достал из бумажника исписанный углем лист бумаги и подал Стефании.
Стефания прочитала и передала Пастикову.
— Что это? Где нашли? — спрашивала она. — Неужели тогда правду говорили, что с бандой путается эта девка. Но ведь надо же принимать меры…
— Верно… Но записку нашли только вчера около озера.
Анна расчесывала длинные пряди волос и старалась осмыслить этот обрывочный разговор. Обида на Пастикова была вытеснена другой, более важной: она досадовала на свою отсталость.
— Вот теперь мне понятно, почему не ведут маралов, — сказал Пастиков, свертывая записку. — Надо смекнуть. Хорошо бы переманить сюда часть бандитов.
* * *
Солнце еще путалось в таежных ущельях, когда Самоха взял тесло и стукнул обухом по голубой коре объемистого тополя.
— Эх, и лодку оттяпаем! — сказал он двум парням, державшим наготове инструменты.
Острозубая пила шумно вгрызлась в дерево, разбрасывая в стороны белосахарные опилки. А Самоха уже стучал впереди, сгоняя толстую кору с жаровой лиственницы.
— Это-то зачем? — спросил Пастиков, заклинивая топор.
Кутенин весело подмигнул женщинам.
— А бочек тебе, нешто, не надо? Ну-ко, принимайся с молодухой.
В следующую пару встали Стефания с Анной.
— Здорово смахались! — раскатисто рассмеялся один из рабочих.
— Не шути, браток, — любовался Самоха. — Небось экие бабочки и плужок потянут не хуже плохих коней.
Рядом запиливали деревья еще несколько пар. Через несколько минут первый тополь крякнул, свистнул в воздухе кудрявой вершиной и, подминая кустарники, глухо ударился в зыбкий мох. За ним тяжело охнула лиственница, за ней два кедра. Деревья перехлестывались на лету, сшибая сучья с соседних деревьев, и безжалостно сокрушали мелкие кустарники и травы.
Раскрасневшись и обливаясь потом, женщины валили дерево за деревом, мало отставая от мужчин. Самоха вьюном кружился между вальщиками, пятнал теслом исконные деревья и молодо увертывался от падающих великанов.
— Валите вон в энту сторону, а то зажмет! — указывал он.
Полоса поваленного леса упорно ползла к вершине сопки, расширяя окно в небо. Нагроможденные деревья мешали проходить задним рабочим, а Самоха неустанно стучал где-то в темных зарослях и, прищурив глаза, отмечал годный материал.
— Пастиков, воды-ы! — неслось по тайге.
— Эй, Кутенин! Доверенной!
Женщины валили девятое дерево, когда Севрунов окликнул их.
Там, откуда началась порубка, четыре пары работников заделывали концы бревен. От осоченной коры и влажной щепы пахло терпкой медовой смолью.
— А ну-ко, бабочки! — Самоха выворотил на подкладки тополевое бревно и вручил женщинам маленькие центровки.