Девочки в коричневой форме, мальчики в корявых серых френчах из какого-то ватного войлока, не сменявшихся весь год. А мы еще и красками мазались: вонючим терпентином, маслом льняным, белилами свинцовыми, стронцием желтым и стронцием оранжевым, кадмием оранжевым, хромом зеленым и зеленым волконскоитом, который так нравился Пикассо, что ему из СССР привозили. Хуже всего была свекольная краска краплак. Краплак красный, краплак фиолетовый, расползающийся и во все пролезающий. Ужас моего отрочества, вездесущий багровый краплак.
Поступали в МСХШ с одиннадцати лет. Дети из дальних городов и республик жили в интернате. К выпуску, к восемнадцати, интернатские вырастали заметно мельче домашних московских одноклассников. От недокорму, наверное: после обеденного перерыва от интернатских несло жутковатым запахом свекольного краплакового борща.
Общеобразовательные предметы игнорировались, юные художники хотели целиком отдавать себя искусству. Полное отсутствие других интересов считалось признаком целеустремленности.
Была библиотека, и в ней свой спецхран: издания Скира, монографии Матисса и Пикассо. Легендарный огромный том, подаренный школе президентом Сукарно во время его визита. Все это было под замком. Но после уроков тайно будущие концептуалисты эти книжки изучали.
В натюрмортном фонде хранились муляжи всяких фруктов-овощей, драпировки, кувшины и корзинки. Для младшеклассников – гипсовые геометрические формы: конус, шар, куб, которые рисовали твердым карандашом на занятиях академическим рисунком. Учили штриховке и светотени по Чистякову – был такой отец-основатель русского академического рисунка Чистяков. Градации до сих пор помню: блик, свет, полутень, тень, рефлекс.
Какие могут быть представления о свободе у художников, которых никогда не заставляли часами штриховать конус по системе Чистякова? Да никакого у них понятия о свободе нет. Наша школа, МСХШ, породила поколение абстракционистов и концептуалистов, подобных чемпионам мира по фигурному катанию Белоусовой и Протопопову. Те тренировались в тяжелых цепях, а потом снимали цепи и прямо-таки летели по льду! А потом еще и сбежали из СССР! Вот они понимали разницу между свободой и несвободой.
Отрисовав шары и конусы, переходили на кувшины, потом на головы Сократа и Венеры, а к тринадцати-четырнадцати приступали к изучению человеческой фигуры и переходили с акварели на масло.
Натурщики были старики и старухи по большей части. Не из соображений морали, а потому что в старике мышцы и скелет заметнее. В МСХШ обучали пластической анатомии. Еще до стариков мы рисовали экорше – модель человека с ободранной кожей. Надо было знать, где мышцы к кости крепятся и как они при движении сокращаются, куда и откуда идут сухожилия. Натурщики были профессионалы, работа эта трудная: сидеть на подиуме, не шевелясь. Зимой ставили электрический рефлектор для обогрева. Молодые натурщицы тоже попадались, и тут можно только удивляться тому, что класс, наполненный подростками обоего пола, был до такой степени предан искусству, что почти все внимание отдавалось изучению пропорций, светотени, воздушной перспективы и того, что в МСХШ называлось «лепить по форме».