Нет, тут надо сказать «дымком»… Так лиричнее. Сами советские писатели сказали бы – «дымком»…
Писательские жены пекли пироги со свежими ягодами, выращенными на участках. Еще даже не провели туда электричества, горели керосиновые лампы.
Ну просто Чехов в постановке МХАТа.
После вечернего чая отягощенные пирогами писатели совершали неторопливый моцион в душистой, свежей дачной темноте, гуляли по просекам, которые потом стали называться аллеями: Восточная аллея, Центральная аллея… Провожали друг друга по аллеям до калиток друг-дружкиных дач. Ходили писатели особой вальяжной дачной походкой: заложив руки за спину, вдумчиво переступая с ноги на ногу. Говорили, если я правильно помню, о муках творчества. И талантливые были люди…
Хотя кто знает. Конкуренцию-то всю сгнобили.
От постамента до эшафота – один шаг. И те, кого ставят на постамент, справедливо беспокоятся, что им петлю на шею накинут. Или голубь на голову накакает, это уж обязательно. У людей чересчур успешных и известных бывает такой ужас в глазах при приближении незнакомой личности: не покусится ли?
Поэтому их надо щадить. Писать обличительные мемуары о знаменитостях некрасиво, ведь успех твоей сплетни основан главным образом на достижениях тех, кого ты этой сплетней унижаешь. Никто не станет читать о тайнах людей обычных, никому не известных и ничего не достигших.
Поэтому говорю я тут не о конкретных людях, а об ощущениях, которые были у меня в детстве. Мое почти религиозное почтение к литературе не распространялось на писателей, среди которых я росла. Тут произошло недоразумение: еще в младенческом возрасте мне запретили «выносить из дому», то есть повторять имена людей, приходивших к нам в гости. Имелось в виду, безусловно, воспитание скромности. Но никто со мной в объяснения не вдавался, и я неправильно поняла этот запрет. Я решила, что советские писатели делают что-то нехорошее и постыдное. Вот так дети часто подходят очень близко к истине, хотя бы и по неведению.
Большинство детских представлений у меня исчезло, но – хотя вполне осознаю чистоплюйство такой позиции – так никогда и не удалось полностью поменять мнение по этому вопросу.
Конечно, теперь я понимаю, что ради куска хлеба человек имеет право торговать чем угодно. Но идеями обычно торгуют ради куска хлеба со свежим маслом. А деятели искусств, по сложности своего душевного склада, хрупкости психики и ранимости творческой натуры, часто нуждаются в куске хлеба со свежим маслом и зернистой икрой.
Можно сказать: все бы хотели с маслом и с икрой, у них просто не вышло по отсутствию таланта. Это правда, что не вышло, но не обязательно по бездарности. Видимо, старались не так. Дорога туда – в творческие клубы, рестораны и поликлиники, туда, где показывали фильмы Феллини и, самое главное, турецкий кофе варили на углях! – она ведь была узкая, эта дорога. Тоненькая такая жердочка над пропастью. Надо было уметь сохранять равновесие, не вздрагивать от воплей сорвавшихся, не оглядываться, если кто-нибудь из близких превращался в соляной столб.