Я и Симону де Бовуар прочла, от корки до корки, и тоже в парке между качелями и велосипедиком. Но у нее из пятисот страниц что-то около двухсот о куртизанках, а о материнстве – около двадцати пяти.
Короче, не нравился мне феминизм того времени. Очень он был классово ограничен. Такого феминизма женщина без определенного уровня дохода позволить себе не могла. Я не с Симоной де Бовуар идентифицировалась, а с Катериной Ивановной Мармеладовой. Ее проблемы были мне понятнее.
Мы, приехавшие из другого мира, могли бы порассказать об отсутствии всякой корреляции между женской работой, заработками, даже карьерой – и равноправием. Еще больше могли бы мы рассказать о прелестях абортов, доступность которых казалась нашим ровесницам апофеозом свободы и решением всех проблем.
Но спорить мне было не с кем и некогда. Я содержала семью. У меня просто времени не хватало, чтоб сводить концы с концами, да еще и подводить под это идейную базу.
Все это происходило давно, почти сорок лет назад. Живешь-живешь и видишь, как меняются даже аксиомы. Когда-то ученая дама боролась за свободу выбора между карьерой и материнством. Теперь даже самый отсталый женоненавистник такого не ляпнет: со службы погонят за дискриминацию. Теперь все работают, теперь все, и женщины, и мужчины, разрываются между работой и домом, между ревущим младенцем и озверевшим начальником. Женщина теперь может признаться, что выращивание младенцев ей лично невыносимо скучно. А мужчина – что возиться с младенцами ему интереснее всего. Это очень хорошо, это прогресс. Но, как всегда, доведя мысль до ее логического завершения, люди продолжают мыслить в том же направлении, попадая в зону уже противоположного абсурда. В данный момент дело идет об отмене не только устаревших трафаретов поведения, но и самих категорий: женщина и мужчина.
Счастья, к которому нам велит стремиться американская конституция, все равно нет.
Семью я содержала продажей своего прикладного искусства. Коллекционеры – люди сумасшедшие, отношения их с художниками традиционно нечестные, базарные и не изменились со времен Ренессанса. В тяжелых ситуациях я с удовольствием перечитывала автобиографию Бенвенуто Челлини. Мы с Челлини оба прикладные художники, работали на заказ. Он вызывал своих заказчиков на дуэль за неуплату. И мне тоже иногда хотелось.
Перед деловыми поездками я находила вдохновение в каком-нибудь женском романе о бедной сироте-служанке, часто даже соблазненной и брошенной сыном хозяев, которая начинает собственное дело и, глядишь, к концу романа становится главой международной корпорации. Это чтение приводило мои мозги в состояние, необходимое для розничной и оптовой торговли. Но ненадолго. Торговать я так никогда и не научилась. Теоретически бизнес мне очень нравится, канцелярские товары я люблю не меньше, чем любили их Чичиков и Остап Бендер. Более того, считаю торговлю высоким искусством, включающим в себя и театр, и глубокое знание психологии. Настоящему торговцу нужны харизма, любовь к людям, любовь к риску. Ничего этого у меня нет.