Признаться, у Алексея, застывшего у проема, в этот момент спина вспотела. Больно уж многообещающе и, что хуже, угрожающе прозвучала фраза про другого человека. Ведь могло случиться что угодно? Кто знает какие здесь еще есть технологии или спецслужбы? Вдруг он, Алексей не один такой вселенец и в этом мире борются с такими?
Парень напрягся, ожидая следующую фразу горничной. Хотя в уме уже пытался прокручивать варианты бегства в случае опасности.
— Говори, говори, Лизонька. Не бойся, — в нетерпении поторопила ее Бельская, так сильно сжав носовой платок, что ее пальцы побелели. — Что с моим мальчиком еще такое? Неужели то несчастью сказалось на его психике? Он ведь там мог умереть и, наверное, очень сильно испугался этого. Тогда нужно срочно сообщить доктору…, - лицо женщины пошло от волнения красными пятнами; дрожащей рукой она потянулась за телефоном.
— Что вы, госпожа? Что вы говорите такое?! — Лизавета, видно, и сама испугалась того, какое направление принял разговор. — Все у него хорошо с головой. Вчера он даже учебники со школы попросил. Сказал, что хотел позаниматься. Особенно историей почему-то интересовался.
Уже вскочившая было Бельская снова присела в кресло. Телефон занял свое привычное место на небольшом изящном столике с витыми ножками.
— Я ведь про другое хотел рассказать…, - горничная опять чуть наклонилась вперед, словно хотела рассказать госпоже что-то очень тайное и интимное. — Молодой господин просто немного другим стал. По жестче, кажется. У него, вроде, даже взгляд изменился. Такой решительный стал. Взглянет и дрожь по телу идет…
Бельская на это махнула рукой, словно речь шла о чему-то незначительном.
— Что ты милочка. Это все от переживаний. У него же погиб отец. Мой мальчик просто взрослеет, — она вновь промакнул глаза платком. — Жизнь заставила его стать другим, забыть свои детские игры и шалости. Теперь все изменилось… не только для него, но и для нас всех.
Однако Лизавета никак не унималась. Видимо задело то, что от ее слов так легко отмахнулись. Решительно сжав губы и превратив их в две тонкие черточки, она продолжила:
— Еще ведь какой-то гимнастикой занялся. Никогда такой не видела. Руками и ногами машет и что-то бормочет все время про себя. После же идет в старый зал, что давно-давно господин сделал для себя, и так бьет по гимнастическому мешку, — она сделала паузу, выжидательно посмотрев на Бельскую; та продолжала ее слушать, ни мимикой ни жестом не высказав свое отношение к этому. — Когда же бить по мешку начинает, у него такое зверское лицо становиться, что сердце в пятку уходит. Я, как первый раз увидела такое, сильно-сильно испугалась. Гляжу, а он колотит и колотит, колотит и колотит, колотит и колотит. Меня увидел и что-то недовольное буркнул. Я же на его руки смотрю. В крови они, госпожа. Он разбил их так…