Я наблюдаю, как папа и доктор садятся на корточки и смотрят на огромную лужу, что растекается у меня под кроватью. Доктор Якобсен снимает очки и наклоняется еще ниже. Он принюхивается, окунает в лужу указательный палец и подносит его ко рту. Его брови ползут на лоб.
– Ох, батюшки. Откуда…
– В последнее время у нашей дочери появились проблемы с мочевым пузырем. Наверное, из-за какой-то инфекции.
– Нет, Питер. Это не моча. Прозвучит странно, я понимаю, но это морская вода.
– Не может быть. Откуда здесь взяться морской воде?
– Может быть, крыша течет?
Я ложусь на бок, подтянув колени к груди, и со всей силы сжимаю ноги. Папа с доктором осматривают всю комнату: потолок, стены, кровать. Они смотрят везде, но только не там, откуда течет вода.
Я пытаюсь услышать маму в соседней комнате, но мама молчит. Я сама по себе.
Папа и доктор пытаются найти объяснение происходящему: дырявая крыша, открытое окно, шалости озорного ребенка…
– Я вас уверяю, что Лейда никогда бы не стала такого делать, – говорит папа.
Доктор поднимает руки над головой, словно боится, что с потолка хлынет дождь. Он велит мне сесть, чтобы ему было сподручнее меня осмотреть. Я качаю головой. Я знаю, что стоит только мне сдвинуться, как из постели польется вода.
– Лейда, слушайся доктора. Ты же хорошая девочка, да?
Я сажусь. Вода стекает с обеих сторон матраса. Доктор ласково тянет меня вперед. Вода течет снова. Он прикасается пальцем к моей ноге. На бедре остается мягкая влажная ямка, сочащаяся водой.
– Что-то тут странное… очень странное.
Папа стоит, сцепив пальцы в замок.
– Температура высокая, кожа бледная. Кажется, у нее… Ох ты, батюшки. Что у нее с руками?
Доктор Якобсен хмурится. Подносит мою руку поближе к глазам. Я ненавижу, когда меня так разглядывают. Мне хочется сжать руку в кулак. Спрятать синие пальцы и перепонки. Но я не сжимаю кулак. Доктор Якобсен смотрит на папу, весь – сплошные глаза и изумленно открытый рот. Папа коротко кивает. В этом кивке – вся странность его дочери, весь мой раскрытый секрет. Извини, папа.
– Можно мне взглянуть на ваши руки, Питер? – Папа, кажется, удивлен. Но послушно протягивает руки вперед. Доктор поправляет очки, смотрит, прищурившись. – Гм. Я вижу только тюлений палец, но в легкой форме. Недавно били тюленей?
Папа убирает руки, скрещивает их на груди. Его лицо как закрытая дверь.
– Никогда. Я давно уже этим не занимаюсь. Пальцы, случается, опухают, когда тянешь сети.
– Мажьте камфорным маслом, оно хорошо помогает. – Доктор снимает очки и улыбается мне. – Сможешь сейчас растопырить пальцы? Гм. Поразительно. До меня доходили какие-то слухи, но я им не верил. Есть врожденный порок, называется синдактилия, сиречь сращение пальцев. Но он встречается крайне редко. Как давно у нее… такие руки?