Маева приподняла голову, чтобы посмотреть, что там такое. Кровь и слизь. Сгусток плоти, но все же не второй ребенок. Takk[3], Фрейя. Она вновь уронила голову на матрас.
Хельга шумно принюхалась и кивнула:
– Хороший, здоровый послед.
Не сегодня, небесные плясуны. Маева мысленно вознесла благодарственную молитву, ее тревога слегка улеглась.
Она наблюдала со сдержанным любопытством, как повитуха собирает в ведро все, что вытолкнуло из себя ее тело, и осеняет ведро крестным знамением. При этом Хельга что-то пробормотала себе под нос, и Маева призадумалась. Ты тоже боишься меня, как все остальные в этой деревне?
– Послед можно закопать в землю… или сжечь. Или сварить из него похлебку. Или высушить и смолоть в порошок для заварки. Тебе будет полезно.
Маева покачала головой, не в силах скрыть отвращения.
Старуха пожала плечами и вновь занялась ребенком. Осмотрела со всех сторон, долго разглядывала перепонки, раздвигая крошечные пальчики. Хорошенько растерла младенцу ручки и ножки, чтобы разогнать кровь, но синева не сошла. Повитуха нахмурилась. Маева молча смотрела, как Хельга щипает за перепонки. Сначала пальцами, потом ногтями. Ребенок не издал ни звука. Кажется, ему было не больно. Он поднял крошечную синюю ножку, будто красуясь перед старухой, и растопырил перепончатые пальчики, круглые, как обкатанные морем камешки. Хельга улыбнулась, но Маева заметила, что улыбка далась ей с трудом. Младенец с довольным видом закрыл глаза. Не спросив разрешения – даже не взглянув на мать ребенка, – Хельга вынула из кармана передника ножницы, крепко зажала крошечную ножку в одной руке и принялась аккуратно срезать перепонки.
Маева вся напряглась, но не стала мешать. Может быть, если срезать их сразу…
Младенец зевнул.
– Стало быть, вот такое вхождение в мир, – задумчиво проговорила Хельга, обращаясь к младенцу, словно тот понимал каждое слово. Он протянул к ней крошечные ручонки.
Маеве на глаза навернулись слезы. На много недель раньше срока, перепонки на пальцах, руки синие по локоть, ноги синие по колено, в оболочке из кожи…
– И почти ни единого звука. Даже когда тебя режут. – Срезав последнюю перепонку, Хельга убрала ножницы в карман. – Тишайшее дитя. Благодари Бога за эту малую милость. – Она опять положила младенца Маеве на грудь, укрыла обоих теплым одеялом, тут же откинула его нижнюю половину и раздвинула Маеве ноги.
Маева стойко терпела, пока пальцы старухи обстоятельно шарили в ее теле. Кажется, из нее вытекло еще немного крови. Она свесилась с кровати над ведром, уже наполовину заполненным рвотой, и закрыла глаза. Даже страшно представить, чем чревато рождение такого ребенка… Она знала, что скажут в деревне. Ее и так-то винят во всех смертных грехах, и рожденное ею дитя станет живым подтверждением их правоты. Здешние женщины невзлюбили Маеву сразу, едва она появилась здесь в прошлом году. Кажется, их молитвы все-таки были услышаны. Маева открыла глаза и посмотрела на крошечного синерукого младенца.