Довольный её реакцией, Финч самым нелестным образом рассмеялся и вышел прочь. Плечи его продолжали мелко сотрясаться – он изо всех сил сдерживал неуместный, но совершенно искренний смех.
***
Какое бы впечатление ни производил инспектор Грумс, но дело своё он знал хорошо. Сразу же после прибытия он вместе с сержантом Бимишем развернул столь бурную деятельность, что о покое можно было забыть как о недостижимой роскоши.
Инспектор, казалось, был одновременно везде. Его видели как во всех жилых помещениях замка, так и в часовне, причём с такими малыми временными промежутками, будто он обладал сверхъестественной способностью перемещаться в пространстве лишь силой мысли, с лёгкостью обходя непреодолимые для обычного человека преграды материального мира.
Вместе с сержантом он осмотрел комнату леди Элспет и Джорджа, а после кратковременного колебания (незамеченного, впрочем, никем, кроме его помощника) отдал приказ всем, кто находился в своих комнатах, покинуть их и предоставить констеблям возможность провести в них осмотр. Не сжалился он даже над Викторией Понглтон, которая с самого утра избегала всякого общества, закрывшись в своей комнате и отказываясь от чая и пищи.
Поверенный тоже не избежал определённых неудобств. Покинуть Мэдлингтон сразу же после оглашения завещания ему не удалось. Грумс, нисколько не стараясь быть любезным, отрывисто приказал ему оставаться в гостиной и ждать дальнейших распоряжений, и мистеру Броттигену, отличавшемуся робостью и неумением отстаивать своё мнение, пришлось отложить дела и всё утро, до самого ланча, просидеть в душной комнате, залитой безжалостным солнцем.
Осмотр личных вещей все обитатели Мэдли восприняли очень по-разному. Кто-то (как, например, Присцилла и Седрик), ничуть не возражал и всячески способствовал работе констеблей, а вот Бернадетта, от которой этого совсем никто не ожидал, громко возмущалась и даже расплакалась. Анне пришлось спешно приготовить для неё чашку крепкого чая, но и это не помогло. Маленькая француженка продолжала называть констеблей жандармами и уверять, что их цель – обвинить во всём именно её, раз уж она иностранка, и сфабриковать против неё доказательства. Такое поведение заставило Грумса обратить на Бернадетту пристальное внимание, отчего та расстроилась ещё больше, и Оливии пришлось взять на себя труд утешать её.
Объявив, что после ланча он будет беседовать лично с каждым, инспектор отпустил констеблей подкрепиться в деревню, а сам вместе с сержантом заперся в кабинете покойного лорда Понглтона. К угощению, которое Анна принесла им, инспектор не притронулся и сержанту тоже сделал внушение. Нагруженный доверху поднос пришлось нести обратно в кухню, но даже этот факт не расстроил горничную, в таком превосходном расположении духа она пребывала после известий, полученных от поверенного.