«Однажды епископ Альби был вызван к смертному ложу одного из своих родичей, кастеляна Гильома-Пьера де Брана. “Следует ли мое наследство разделить между двумя моими сыновьями или оставить неразделенным?” — спросил умирающий. “Раздел лучше, — ответил прелат, — он гарантирует мир между вашими наследниками”. Собеседник обещал последовать этому совету; а епископ пустился в расспросы, чтобы узнать, в каком монастыре тот желает быть погребенным. “Не беспокойтесь об этом, — ответил Бран, — я уже сделал распоряжения”. — “Скажите же”, — настаивал епископ. — “Я хочу, чтобы мое тело перевезли к Добрым людям” (то есть к еретикам). Епископ был возмущен; он заявил, что не позволит этого. “Не трудитесь зря, — продолжил собеседник, — если моей воле будут препятствовать, я уползу к ним на четвереньках[3]”. Епископ оставил этого человека как покинутого Богом, зная, что не сможет помешать ему поступить, как тот захочет. Вот каково было у нас могущество ереси. Обуздать ее был не в состоянии и епископ — даже в отношении родича, своего прихожанина».
В Ломбере близ Альби жил один знаменитый ересиарх, Сикард Келарь. Когда тот же епископ Альби приехал в этот городок, рыцари и бюргеры стали упрашивать его устроить с Сикардом один из тех диспутов, на которых представители обеих религий спорили об истинности своих верований. Епископ сначала отказывался, мотивируя это тем, что сей закоренелый грешник никогда не признает своих заблуждений. Но жители настаивали, и епископ, чтобы его не обвинили в уклонении от борьбы, уступил. В глубине души ломберцы полагали, что конфуз потерпит он, а не его противник.
«Сикард, — сказал епископ, — вы прихожанин моей епархии; вы живете на моей территории; вы обязаны дать мне отчет о вашей вере. На вопросы, которые я буду вам задавать, отвечайте просто “да” или “нет”. — “Пусть будет так”, — сказал Си-кард. — “Верите ли вы, что Авель — жертва Каина, Ной, выживший в потоп, Авраам, Моисей и другие пророки, жившие до Христа, могут быть спасены?” — “Никто из них не спасен”, — ответил ересиарх. — “А мой родич, Гильом-Пьер де Бран, только что умерший?” — “Да, он спасен, потому что умер в нашей вере”». Епископ на то сказал: «С вами, Сикард, сталось то же, что произошло с Гильомом из Сен-Марселя, медиком из моей епархии, недавно прибывшим из Салерно. Вызванный к двум больным, он поставил диагноз, что один умрет ближайшей ночью, а другой исцелится. Все получилось совсем наоборот. “Я вижу, — сказал медик, — что, прочтя свои книги, понял их совершенно превратно. Я возвращаюсь в университет, чтобы переделать то, что сделал плохо”». Вот и вы, Сикард, плохо прочли наши книги, ибо осудили тех, кого простили Писание и Бог, и обещаете спасение человеку, всегда жившему злодейством и грабежами. Значит, вас надо снова отправить в школу, чтобы вас научили правильно читать». Сказав это, епископ ушел, а Сикард остался безмолвен и смущен. Тем не менее авторитет епископа был бессилен помешать ему [Сикарду] жить там, где он обосновался.